вопль, и наступила недолгая тишина.
Господа офицеры пробудились, узрели рядом с собой трупы и, кажется, слегка обделались.
– Что вы себе позволяете, Котов? – строго спросил Карповцев, с изумлением глядя как тот обшаривает только что им убитых. – Что происходит?
– Что происходит? Уебывать нужно срочно, вот что происходит! – последовал политнекорректный ответ. – Срочно!
– Собираем имущество...
– Какое на хер имущество?! Быстро взяли оружие, фляги с водой и назад, к границе!
Паркетные разведчики, как все не нюхавшие пороху люди, нуждались в четких и ясных командах. И они их получили от Сани. Вперемежку с матом. Сам он прихватил у одного из супостатов АК-47 китайского производства и штук восемь магазинов к нему, у другого – пяток гранат. Подумалось, что все еще может обойтись... Неправильно подумалось, не учел капитан Котов, так сказать, реалий момента. Грамотно отступая, страхуя друг друга попарно (двое целенаправленно и с достоинством драпают, двое – прикрывают, потом – наоборот...), они еще имели кое-какие шансы добежать, скажем так, до канадской границы. Но не в этом конкретном случае. Сначала они боялись взять оружие у мертвых, потом сгрудились вокруг Сани, как те поросята у свиноматки, и когда наконец-то побежали, то не туда.
Слава богу, что противники им попались не из лучших, не сразу очухались и начали преследование. Но потом очухались и начали.
Котов реял среди советских офицеров, как тот буревестник, пытаясь внести хоть какой-то порядок в это бестолковое и одышливое бегство. На счастье, один из них оказался более-менее вменяемым, и они вдвоем на некоторое время смогли наладить прикрытие группе и частично друг другу. Но это счастье длилось недолго, вскоре Санин напарник получил пулю в плечо, после чего передвигался с помощью товарища, трогательно поддерживающего его за талию.
Тут и стальной командарм Карповцев оклемался. Уточнив нужное направление отхода, он четким командирским голосом распорядился: «Отходим!», после чего принял низкий старт и сбежал. Спортсмен, бля, значкист, разрядник по спортивному ориентированию... Сориентировался, сволочь.
В итоге Саня остался с двумя героями: одним – раненым и сомлевшим, другим – просто сомлевшим. Тот, второй сомлевший, раненого товарища не бросал, а поддерживал или просто за него держался.
Так они и отступали втроем, Котов отстреливался, а они шли. И везло им как утопленникам часа полтора или даже чуть поболее, пока у входа в лощину между двумя скалами Саня не получил две пули в ногу. На этом их общее и, честно говоря, не совсем заслуженное везение закончилось. С продырявленной ногой бегать было уже нельзя, можно было только ходить медленно и печально, не быстрее одного километра в два часа, а еще лучше – ползти с той же примерно скоростью.
Кое-как доковыляв до входа в лощину и скрывшись в его густом кустарнике, он перевязался и сменил повязку у раненого. После чего уточнил двум оставшимся героям направление отхода и даже показал рукой, куда им двигаться. По его самым скромным подсчетам, часа было вполне достаточно для того, чтобы войти в погранполосу. Там встречались военные патрули, и всякого рода вооруженная шпана старалась не светиться.
Еще раз повторив все это для особо непонятливых, он выслушал их «спасибо», буркнул в ответ «на здоровье» и начал готовиться к своему последнему бою. Сбывалась заветная Санина мечта – красиво погибнуть, как триста спартанцев или там крейсер «Варяг» в неравном бою. Для полного счастья не хватало греческой туники или бескозырки, окровавленной тельняшки и пробитого вражескими осколками Андреевского флага. Впрочем, Саня Котов не был бы Котовым Саней, если бы не удумал какую-нибудь пакость. Даже напоследок.
Говорят, в жизни всегда есть место подвигу... Не знаю, не пробовал, но искренне уверен в том, что чудес на свете не бывает. Более того, как говорят на флоте, все, что в жизни ни делается, делается херово. Однако...
Возвращающейся с задания группе гэрэушного спецназа встретиться с Саней и его новыми друзьями из числа местного бомонда и вмешаться в их междусобойчик вряд ли было определено судьбой. Но сначала они немного задержались, потом сделали ненужный крюк, а потом решили сократить путь, чтобы выйти к ожидающему их вертолету вовремя.
На подходе к лощине они сначала услышали выстрелы, затем безграмотные вопли на языке страны пребывания с чудовищным мухосранским акцентом, смысл которых можно было перевести как «Идите сюда, я вас всех... мне даже оружия не нужно, я вам голыми руками все оборву и туда нассу...», и далее на чистом русском: «Бля-ядь!» А далее... А далее кто-то, чудовищно перевирая мелодию, затянул «Орленка»!
Почему-то считается, что «Орленок» – песня Отечественной войны. А вот и нет! Исполнитель горланил ее в одном из довоенных вариантов, со словами типа «бурятские степи в огне» и «гремучей гранатой от сопки врагов отмело».
Неслышно подойдя к концертирующему, спецура обнаружила шестерых живых и одного неподвижного аборигена, валяющегося у входа в лощину. Кусты, прикрывающие его, ходили ходуном, как будто стая мамонтов затеяла там групповуху. По-прежнему звучал «Орленок» – то ли певца заклинило, то ли в его репертуаре ничего более подходящего случаю не было. Действительно, не «Путану» же исполнять в столь судьбоносный момент!
Когда охреневших от искусства слушателей покончали из бесшумок, командир группы Бацунин (тогда еще майор) велел Бегемоту с Боксером выяснить в чем дело и заткнуть, бога ради, того Паваротти, а то уже задолбал вконец своим вокалом!
Проскользнув ужом между камнями, Сергей углубился в кусты и увидел... Совсем не то, что ожидал, увидел. Какой-то мужик, удобно и со вкусом расположившись за поваленным деревом, одной рукой дергал за веревку, создавая шевеление в кустах метрах в десяти от себя. Ладонь второй он приставлял ко рту, направляя волшебные звуки песни в сторону тех же кустов. Под боком у исполнителя лежали автомат, магазины к нему и несколько гранат.
Допев очередного «Орленка», изрядно охрипший Котов не успел завести песнь по новой на бис, как услышал справа от себя вопрос на чистом русском: «А Мурку слабо?»
Повернувшись на голос, он увидел улыбающуюся раскрашенную черно-зелеными полосами физиономию какого-то мужика в камуфляже. Дуло его автомата с глушаком было направлено прямиком Сане в голову.
– Я слов не знаю, – честно ответил он.
– Тогда кончай концерт.
– С удовольствием.
Сане сделали укол, по новой перевязали и понесли к вертолету. По дороге он выслушал много для себя приятного, причем самым ласковым из ему сказанного было «кабан хренов».
А через пару километров встретили двух оставшихся героев. Они скорбно сидели на камушке, обнявшись, аки родные братья.
Далее началось все самое интересное. Добравшись до посольства, герой-разведчик Карповцев, даже не сменив подштанников, отбил в центр шифровку, в которой честно и непредвзято описал случившееся: так, мол, и так, по вине заснувшего на посту капитана Котова группа была захвачена неизвестными. Он, полковник Карповцев, голыми руками уничтожил часть из них (кийя!) и скрылся, о чем, как говорится, и докладывал.
Только вот незадача, спецназ доложил по своим каналам раньше и описал ситуацию несколько иначе. Подписанная Бацуниным и сильно обидевшимися на героя-начальника офицерами резидентуры, шифровка совсем по-другому описывала роль Олега Валентиновича, как личности, в этой похабной истории.
Тут уж стало совсем не до орденов. Могущественный тесть, обматерив в душе мудака-зятя, подключил друганов и сделал все, чтобы это ЧП замять. И замял-таки!
Официальная версия была проста и незатейлива: выход группы на задание, внезапное боестолкновение, массовый героизм и взаимовыручка советских офицеров-разведчиков, умелое и грамотное руководство группой ее командиром.
Спустя неделю Карповцев заглянул к Сане в госпиталь, чтобы рассказать ему, что же на самом деле произошло, и по-дружески посоветовать держать язык на привязи. В знак заботы о раненом подчиненном он
