Странная, кстати, произошла засада, как будто кто-то заранее знал о маршруте. Но все это лирика, потом об этом, а сейчас есть маршрут и есть график, из которого нельзя выпадать, а обезноженный боец группы уже не боец, а вовсе даже обуза для всех остальных. Хотя...
– Позиция вроде бы неплохая. – Командир группы, сто лет уже как подполковник Сергей Волков, позывной «Бегемот», окинул критическим взглядом выбранное и оборудованное для Питона укрытие. – Минут сорок продержишься.
– Час продержусь, командир.
– Хорошо бы. Боеприпасов у тебя не так уж и много, так что трать с умом.
– Ум мне вроде бы не прострелили, буду соображать.
– Ладно, я постараюсь что-нибудь придумать.
– Уж постарайся, а то мне родина-мать за два месяца зарплату задержала. Жаба давит...
– Значит, будет стимул выжить. Впрочем, потом дошутим. Чувствуешь себя как?
– Нормально, меня же перевязали, укол сделали, таблеток дали. Теперь меня на час точно хватит, а то и поболее.
– Тогда удачи.
– Удачи, командир.
– Удачи, Питон.
– Удачи.
– Удачи.
– Удачи.
Группа попрощалась с Питоном и ушла, а он остался. Произвел ревизию имеющегося оружия – негусто: два трофейных «калаша», восемь магазинов к ним, пяток гранат, и вот она, родная и штатная вээсэска «Винторез». Питон был в группе снайпером, и супостата ожидал еще тот сюрприз...
Кое-как передвигаясь ползком, он разместил весь свой небогатый арсенал так, чтобы при смене позиции удобнее было дотянуться до всего стреляющего.
Еще раз осмотрел местность. Внизу, метрах в семидесяти от него, три тропинки сходились в одну, ведущую прямо к его позиции. Пути в обход не было. Положив одну из гранат в нагрудный карман, приник к прицелу родной снайперки. И стал ждать гостей.
Вдруг очень захотелось курить. Но было уже поздно. На курение, да и на всю прочую личную жизнь времени оставалось слишком мало.
О чем думал он, Коля Седых, готовясь к своему последнему бою? Прощался с родными и близкими?
Искренне жалел, что не стал менеджером отдела продаж? Клялся в любви к отчизне? Повторял имя любимой? Исполнял государственный гимн, в конце концов? Ни хрена подобного: деловито, как учили, просчитывал варианты предстоящей сшибки, с тем чтобы она продлилась час, а лучше – полтора.
Кстати, а почему люди вообще идут в спецназ, особенно сейчас, в светлую эру развития капитализма, демократии и гламура? Куда комфортнее было бы тому же Питону в час тридцать пополудни не валяться с перебитыми конечностями в пыли среди камней в ожидании смерти от рук каких-то ублюдков, а не торопясь поедать свой бизнес-ланч в, скажем так, траттории, обмениваясь мнениями с себе подобными о видах на квартальную премию или о чем другом, не менее приятном. Или, скажем, с энтузиазмом втюхивать клиенту какой-нибудь ему на хрен ненужный товар. Или, если уж так приперло и выдалась свободная от трудов праведных минутка, поиграть в компьютерную стрелялку, моча врагов налево и направо и погибая самому, виртуально, заметьте.
Может, он был психом или вообще каким-то извращенцем? Нет, нет и еще раз нет.
Коля Седых, паренек из российской глубинки, менее всего походил на накачанных персонажей с квадратными челюстями из бесконечных телесериалов о спецуре. Среднего роста и телосложения, с неприметным лицом. Таких в России двенадцать на дюжину.
Тогда какого же черта?
А такого. Он долго искал себя. Учился в Нахимовском (отсюда и прозвище: нахимовцев в войсках зовут питонами, в отличие от суворовцев, тех именуют кадетами), оттуда ушел в цирковое училище, потом – армия. Много сейчас говорят об армии хорошего и разного и далеко не всегда при этом врут. Но есть просто армия с ее идиотской дедовщиной, равнодушными офицерами, бессмысленной муштрой, строительством дач для обожаемых начальников и прочими прелестями, недостойными нормального человека. А есть спецназ! И не все из него уходят, отслужив срочную. Остался и он. Почему? Долго объяснять. Если вкратце, то в спецуре Коля встретил таких же парней, как и он сам, – уверенных в себе, надежных, верно, без лишних соплей любящих Россию. И он не захотел покидать эту компанию.
Сейчас ведь все патриоты, куда ни плюнь. Только одно дело – орать «Ра-аси-ия!» под пивко с водочкой или нападать вдесятером на одного ни в чем не повинного брюнета с недостаточной курносостью, а другое – без лишнего дешевого пафоса за эту самую Россию сражаться, а при случае – погибать.
Впрочем, как сказано у классика отечественного кинематографа, звиняйте, любезная Катерина Матвеевна, об этом как-нибудь позже...
Метрах в ста пятидесяти от Питона зашевелились кусты, и через некоторое время на тропинке показались два красавца-моджахеда с «калашами» наизготовку. Он взял ближнего к себе на прицел. Сухо щелкнул выстрел. Воин джихада с дыркой во лбу сухим листом опал на землю. Второй рыбкой нырнул в кусты. Пуля достала его в полете. С почином вас, товарищ старший лейтенант, и дай вам бог удачи.
И он дал ее, удачу. Почти на полтора часа. За это время Питон уложил девятерых. Это были хорошие новости.
По его подсчетам, у противника оставалось еще около двадцати бойцов, и отступать они не собирались. Кроме того, его еще раз подранили, не очень сильно, но левая рука вышла из строя. Это были плохие новости.
Ко всему прочему, у него закончились патроны, осталась только последняя граната «про запас». Вот это было совсем хреново.
С той стороны это как почувствовали. Из кустов понеслись крики общего содержания «Русский, сдавайся!». Он не стал рвать на себе тельняшку и орать в ответ: «Русские не сдаются!» Сдаются, еще как сдаются. Перебросил через камни ставшие бесполезными «калаши» и снайперку. Сдаюсь, подходите, ребята, берите меня за рубль двадцать!
Он наконец-то с удовольствием закурил, достал из кармана последнюю гранату и приготовился срывать чеку зубами с риском заработать кариес.
Показалось, что слышится стрекот подлетающего вертолета, и он решил, что действительно показалось. Только в кино из-за леса в самый последний момент, когда кажется, что гибель положительного героя неминуема, выскакивает красная конница или танки со звездами на башнях. В реальной жизни обычно выскакивает облом во весь профиль.
Однако шум винтов усиливался, и вдруг раздались характерные и милые слуху Питона звуки, свидетельствующие о том, что вертушка начала работу по наземным целям всем, что было, – ракетными снарядами и пулеметами. Тут силы у Коли закончились, и он потерял сознание.
Он не увидел, как из вертушки выбросили тросы и по ним спустились двое. Придя в себя от боли в груди из-за выпавшего изо рта окурка, понял, что сил вырвать чеку у него уже нет. И тут он услышал звук и шагов и голоса:
– О, автоматы валяются.
– Это наш Питоша сдаваться собрался.
– Хлебом его не корми, дай только посдаваться. Интересно, он чеку сорвать успел?
– Сейчас глянем.
Кто-то аккуратно вытащил из его руки гранату, кто-то похлопал его по щеке. Седых открыл глаза и, как сквозь туман, увидел родные до боли физиономии товарищей по борьбе капитанов Литвинова и Рябова, соответственно Гнома и Поручика. Он хотел сказать, что очень рад их видеть, но сил на это не оказалось. Впрочем, ему и так поверили.
Гном подхватил его, как дитя малое, на руки и бегом понесся к зависшей вертушке. Поручик следовал в арьергарде.
Откуда, спросите, в кустах оказался рояль? Элементарно, Ватсон. Все дело в том, что командир
