поклоне, казалось, совсем не сознавая, в какое же дерьмо он влип. Типичный комнатный московский мужчинка в недавно еще щегольском «костюме плантатора», светлых полотняных брючатах и того же цвета рубашке навыпуск — белый пушистый кролик, исключительно по собственной дурости затесавшийся в компанию волков. — Могу я попросить немного воды? — жалобно проговорил он. — Очень пить хочется.

— Потерпи немного, — отмахнулся от него, как от мухи, главарь. — В гостинице плов будешь кушать, чай пить. Иди! — здоровяк в халате, как котенка, сгреб пленника за шиворот и потащил наружу.

Его проволокли через двор и подвели к странному строению. Стены из саманного кирпича, хилая крыша, покрытая вязанками травы, висящая на одной петле хилая дверца.

— Что это? — вскричал пленник. — Куда вы меня ведете?

— Уже привели, дорогой, — ласково отвечал конвоир, пинком ноги загоняя его вовнутрь. — Принимайте гостя, — сказал он двоим звероватого вида субъектам и удалился.

С трудом удержавшись на ногах, пленник остановился посреди помещения, с любопытством оглядываясь по сторонам. Два потертых коврика на земляном полу, деревянная лестница у стены. Круглое отверстие в полу с открытой металлической крышкой. Устойчивый запах анаши. Все.

Один из охранников достал ключ и отпер внутреннюю решетчатую крышку, второй поднес лестницу и опустил ее вниз.

— Залезай давай, — приказал он, хихикая.

— Не надо! — заорал пленник. — Я темноты боюсь!

— Не бойся, — засмеялся другой. — Темнота — друг молодежи… — и подтолкнул упирающегося пленника в сторону ямы.

— Я кричать буду! — заявил он, начиная спуск в темень и смрад.

— Кричи на здоровье — захихикали тюремщики.

Его голова исчезла, а потом опять появилась на поверхности.

— А можно, я буду петь?

— Пой, а мы слушать будем. Хорошо петь будешь, ночью наверх поднимем, покушать дадим, любить тебя будем.

Он спустился вниз, лестницу вытянули наверх, решетчатую крышку опустили и заперли на замок. Внутри ямы стояла жуткая вонь, под ногами шуршала сухая трава. Подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и попытался осмотреться по сторонам. Провел рукой по гладкой прохладной стене. Вот он, оказывается, какой, зиндан, визитная карточка Востока, тюрьма, из которой не сбежать.

Зашуршала трава, к пленнику из темноты вышел здоровенный лысый бородач в рваном халате.

— Грязный кяфир, — прошипел он, протягивая скрюченные пальцы к его горлу. — Убью!

Смрадный воздух восточной тюрьмы непонятно почему благотворно повлиял на московского журналиста. Он не стал визжать и звать на помощь, вместо этого сделал шажок навстречу нападающему и закатал ему кулаком в лоб. Поддел с левой в печень и добавил правой в челюсть. Глаза бородача закатились, затем сошлись на конус к переносице, и он грузно осел на пол.

— Вы хотели песен, — тихонько, себе под нос произнес пленник, — их есть у меня… — встав так, чтобы его освещала полоска света из отверстия под потолком, он прокашлялся и манерным голосом провинциального конферансье произнес: «Дорогие друзья! Позвольте открыть наш концерт в пользу арестованных и их семейств этой лирической песней…» Задрал голову и заорал как кастрируемый ишак.

Закончил петь, замер, наклонив голову в ожидании бури оваций.

— Молодец, еще давай! — восторженно проорали сверху охранники. Они только что выкурили еще одну папиросу с травкой на двоих, а потому жизнь казалась им необычайно прекрасной.

— Для вышестоящих товарищей исполняется! — он набрал полную грудь воздуха и затянул:

Веселей, ребята! Выпало нам Строить путь железный, а короче — БАМ!

Сидящий на полу бородач, убрал руки от головы и хриплым голосом произнес:

— Ты очень плохо поешь!

— А ты еще не видел, как я танцую, — ответил самодеятельный исполнитель, сам себе аплодируя.

— Не надо БАМ, «Учкудук» давай! — донеслось сверху.

— Запросто, — не стал спорить певец и заорал так, что задрожали стены зиндана:

Учкуду-у-у-ук, три колодца!

— Дальше я слов не знаю, — честно сознался он и предложил. — Давайте лучше эту:

Белый аист летит, над белесым Полесьем летит…

Представьте себе тихий весенний вечер в Средней Азии. Небольшой кишлак у подножья древних гор, освещаемый заходящим за эти самые горы солнышком, несколько десятков глинобитных домиков за дувалами, арычок с мутной водицей вдоль пыльной дороги и… жуткий рев, перекрывающий вой собак во дворах:

Молодость моя, Белоруссия! Песни партизан, сосны да туман. Песни партизан, алая заря, Молодость моя, Белоруссия-я-я!!!

Такие вот байки из склепа, извините, песни из зиндана. Сюрреализм с дурдомом в одном флаконе.

— Хватит! — донеслось через некоторое время сверху. — Замолчи!

— Последняя песня, — взмолился уже изрядно охрипший, но не растерявший творческого запала исполнитель. — Про всех нас. Называется «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Клянусь, вам понравится.

— Сейчас гранату брошу, — пригрозили сверху и захлопнули внешнюю металлическую крышку. Щелкнул запираемый замок, стало совсем темно.

— Концерт закончен, — просипел он, собрал наощупь кучку травы и сел, вслушиваясь в темноту. Рядом с ним угрожающе проворчал что-то бородач и замолк. Где-то в углу кто-то приглушенно рассмеялся и зашуршал травой. Он достал из одного носка заныканную там пачку сигарет, из другого зажигалку. Закурил и стал ждать непонятно чего.

Стало прохладно, он встал на ноги и, помахав руками и несколько раз присев, начал остервенело чесаться: трава на полу просто-таки кишела какими-то мелкими, но очень кусачими насекомыми.

— Только этого не хватало, — хрипло выматерившись, он опять сел и достал сигарету.

— Эй, русский, — бородач придвинулся поближе, — дай курить.

— А ты что дашь? — деловито поинтересовался тот.

Вы читаете Джокер
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату