Левая щека вспухла и посинела, глаз заплыл.
— Лихо, — присвистнул я.
— Кто бы спорил, — вздохнул он и вернул бутылку на прежнее место.
— С женой, что ли, повздорил?
— Ничего подобного, — промычал он. — С женой у нас полная гармония чувств. Мы уже три года, как развелись и разъехались.
— Извини, я не знал.
— А я и не говорил, — вздохнул он. — Чем тут хвастаться?
— Если не жена, то кто тебя так?
— Махкамов, — вздохнул он. — Каратистом, сука, оказался. Как начал ногами махать.
— Тот самый?
— А кто же еще?
Забиулу Махкамова уже два года, как без успеха разыскивала вся милиция Москвы, а еще он наследил в Воронеже и на исторической родине, в знойном Таджикистане. Этот милый человек зарабатывал на жизнь грабежами, а чтобы жертва не особо сопротивлялась и не поднимала лишнего шума, он ее сначала убивал, а потом уже грабил. Только по нашим данным, за этим упырем числилось не меньше восьми трупов.
— Взял?
— А то, — ответил он и передвинул бутылку ближе к уху.
— Сам?
— Сам.
— Он же спортсмен.
— А… — он махнул рукой. — Карате-шмарате, ушу-укушу. Херня все это, юноша. Супротив старого опера приемов еще не придумали.
— Так как же ты его?
— Просто, — он убрал бутылку от физиономии и поставил на стол. — Он ударил, я поставил блок мордой лица, а потом просто дал ему по харе и вырубил.
— С одного удара?
— Я же рукояткой бил, — пояснил он. — А ты что такой грустный, отымели?
— Страстно и безжалостно, — сознался я. — Есть предложение, — и указал непочатую емкость.
— Не сегодня, — вздохнул он. — У меня еще дела.
— А может, ну их?
— Не… — он осторожно мотнул головой и, все равно, охнул. — Больно, черт!
— Что-то действительно срочное?
— Помнишь, несколько дней назад в области завалили некоего Чупрова, еще комп тогда взорвался?
— Конечно, помню, а что?
— Местные только вчера закончили обыскивать дом, ничего интересного, понятно, не нашли.
— А что так долго возились?
— Можно подумать, у них других дел нет.
— Понятно, ну и что?
— А то, что я смотаюсь туда и сам посмотрю, что к чему.
— Думаешь что-нибудь отыскать?
— Если один человек догадался, как спрятать, почему другой не может разобраться, как это найти?
— А почему ты так уверен, что в доме что-то спрятано?
— Не уверен, а просто допускаю.
— Давай, я с тобой, — предложил я, — а то одному как-то…
— Я не один, а с «макаркой», — он хлопнул ладонью по кобуре, — не боись, боярин, все будет в лучшем виде, — осторожно подмигнул неповрежденным глазом. — А накатим завтра, с чувством, толком и любовью к делу.
— Ты там уж поосторожнее.
— Обязательно, — пообещал он. — Без этого никуда, а то еще соседи брякнут в участок, сиди потом в КПЗ, рассказывай, что хотел отличиться по службе, — вздохнул. — Один хрен, не поверят.
— Ладно, удачи. Когда поедешь-то?
— Вот, прямо сейчас и поеду.
Часть третья
Пролог
Сколько ни клялся Леча Загаев погибнуть с оружием в руках на родной земле, причем обязательно в битве за ее свободу и независимость, слова не сдержал. Он вообще довольно вольно обращался с обещаниями и клятвами, потому что был хозяином собственного слова, с небывалой легкостью давал его, а потом забирал обратно.
Бывший эмир Надтеречного района Чечни все-таки сыграл в ящик, но не среди родных гор, а в кафе на набережной, прямо во время обеда. Это произошло чудным июньским днем, представьте себе, во Франции. Ах, какое замечательное выдалось в том году лето! Теплое, но не жаркое, когда южное солнце не палит и не обжигает кожу до волдырей, а просто ее ласкает и дарит неповторимый и мягкий, персикового цвета загар. Короче, все было очень мило и крайне спокойно, даже, можно сказать, сонно. А вот Леча взял да и помер. И не то, чтобы он специально подгадал с местом и временем, просто так сложилось.
В тот день, до того, как покинуть этот мир и переехать на ПМЖ, он неторопливо прогулялся по крохотному южному городку, не городку даже, а разросшейся до его размеров рыбачьей деревушке на побережье. С тех пор, как он заделался беженцем от имперского режима и по совместительству узником собственной совести, получил приют во Франции и осел у моря, свободного времени у него стало навалом. Итак, прошелся по узким извилистым улочкам, спустился к морю, постоял на пристани, подышал свежим, чуть солоноватым морским воздухом, задумчиво поглазел в сторону горизонта, а потом решительно развернулся и направился в кафе обедать. Питаться там ему нравилось гораздо больше, чем дома, во- первых, потому что в кафе вкуснее готовили и, во-вторых, трапеза всегда проходит гораздо приятнее, если во время ее никто не отвлекает едока от процесса поглощения пищи. Дело в том, что мадам Загаева просто-таки обожала устраивать скандалы супругу, причем непременно во время завтрака, обеда и ужина. Дать ей по голове и потребовать заткнуться тот, по ряду причин, не мог, а поэтому старался есть где угодно, только не дома.
Он вошел в кафе, по-хозяйски оглядел зал: как всегда в это время народу было мало, даже очень мало. Один-единственный посетитель за угловым столиком, расположившись спиной к входу, склонившись над тарелкой, старательно работал челюстями. Изредка поднимал голову, откидывал назад длинные, так и норовящие залезть в еду, волосы и снова принимался за дело.
Леча занял свой любимый столик у окна, телохранители, бывшие односельчане Доку и Арзо, расположились поодаль, поближе к работающему телевизору, чтобы не мешать шефу наслаждаться едой в тишине. Зачем, спросите, телохранители в мирном южном городке, где вот уже несколько лет ничего криминального не происходило, а самым большим правонарушением считались редкие драки в портовых кабачках? А затем. Эмиры, пусть даже бывшие, в одиночку не ходят, им по статусу не положено.
Он доел жирную похлебку из потрошков, с удовольствием перешел ко второму, как позже
