подведет.
— Ни хрена ты сам не знаешь — трепешься только.
— Я? Не знаю?
— Не знаешь.
— Я женский вопрос специально изучал, если хочешь знать. Когда в армии возил генерала, я спер у него из библиотеки книгу: «Мужчина и женщина». И там есть целая глава: «Отношения полов среди отдельных наций». И там написано, что даже индусы, например...
Вошла Анисья. Пожаловалась:
— Ограда вся прохудилась — свиньи так и прут, так и прут в огород. Наказание господнее.
Пашка перестал ходить, постоял, подумал, что-то решил.
— Тетка Анисья...
— Аиньки, Паша.
— Выйдем с тобой на пару слов...
— Хе-хе,— посмеялась Анисья,— чудной ты парень, ей-богу. Ну пойдем, пойдем...
Вышли. Несколько минут их не было. Кондрат сидел неподвижно за столом, смотрел в одну точку.
Вошел Пашка.
— Дядя Кондрат, мы в полном порядке. Первое: она, конечно, согласная. Хороший, говорит, мужик, сразу видно. Второе: я сейчас поеду, а вы останетесь тут... Потолкуете. В совхозе я скажу, что ты стал на дороге — подшипники меняешь. К вечеру, мол, будет. Вечером ты приедешь. Третье: налей мне семьдесят пять грамм, и я поеду.
— Ты ничего тут не... это... не придумал?— спросил Кондрат.
— Нет, нет.
— Что-то мне... страшновато, Павел,— признался Кондрат.— Войдет, а чего я ей скажу?
— Она сама чего-нибудь скажет. Наливай ноль семьдесят пять килограмма...
— Пить хватит — поедешь.
Пашка подумал и согласился.
— Правильно. Мы лучше в совхозе наверстаем.
— Боязно мне, Пашка,— опять сказал Кондрат,— не по себе как-то.
— В общем, я поехал. Гудбай!— Пашка решительно вышел.
Через минуту вошла Анисья с тарелкой соленых помидоров.
— Вёдро-то какое стоит! Благодать господня!— заговорила она.
— Да-а,— согласился Кондрат.— Погода прямо как на заказ.
На хмелесовхозе, куда приехал Пашка, он сперва потрепался с бабами, собиравшими хмель... Потом нашел директора.
— А где другой?— спросил тот, заглянув в Пашкину путевку.
— У него подшипники поплавились — меняет,— сказал Пашка.
— А ты шибко устал?
— Нет. А что?
— Надо бы поехать на нефтебазу — горючее получить. Я свои машины все раскидал, а у нас горючее кончается...
— Сфотографировано,— сказал Пашка.
— Что?— не понял директор.
— Будет сделано.
День был тусклый, теплый. Дороги раскисли после дождя, колеса то и дело буксовали. Пашка, пока доехал до хранилища, порядком умаялся.
Бензохранилище — целый городок, строгий, стройный, однообразный, даже красивый в своем однообразии. На площади гектара в два аккуратными рядами стоят огромные серебристо-белые цистерны — цилиндрические, квадратные.
Пашка подъехал к конторе, поставил машину рядом с другими и пошел оформлять документы.
И тут — никто потом не мог сказать, как это случилось, почему,— низенькую контору озарил вдруг яркий свет.
В конторе было человек шесть шоферов, две девушки за столами и толстый мужчина в очках (тоже сидел за столом). Он и оформлял бумаги.
Свет вспыхнул сразу. Все на мгновение ошалели. Стало тихо. Потом тишину эту, как бичом, хлестнул чей-то вскрик на улице:
— Пожар!
Шарахнули из конторы...
Горели бочки на одной из машин. Горели как-то зловеще, бесшумно, ярко.
Люди бежали от машин.
Пашка тоже побежал вместе со всеми. Только один толстый человек (тот, который оформлял бумаги), отбежав немного, остановился.
— Давайте брезент! Э-э!— заорал он.— Куда вы?! Успеем же! Э-э!
— Бежи — сейчас рванет! Бежи, дура толстая!— крикнул кто-то из шоферов.
Несколько человек остановились. Остановился и Пашка.
— Сча-ас... Ох и будет!— послышался сзади чей-то голос.
— Добра пропадет сколько!— ответил другой.
Кто-то заматерился. Все ждали.
— Давайте брезент!— непонятно кому кричал толстый мужчина, но сам не двигался с места.
— Уходи!— опять крикнули ему.— Вот ишак... Что тут брезентом сделаешь? «Брезент»...
Пашку точно кто толкнул сзади. Он побежал к горящей машине. Ни о чем не думал. Видел, как впереди, над машиной, огромным винтом свивается белое пламя.
Не помнил Пашка, как добежал он до машины, как включил зажигание, даванул стартер, «воткнул» скорость — человеческий механизм сработал точно. Машина рванулась и, набирая скорость, понеслась прочь от цистерн и от других машин с горючим.
Река была в полукилометре от хранилища! Пашка правил туда, к реке.
Машина летела по дороге, ревела... Горящие бочки грохотали в кузове, Пашка закусил до крови губу, почти лег на штурвал...
В палате, куда попал Пашка, лежало еще человек семь. Большинство лежало, задрав кверху загипсованные ноги.
Пашка тоже лежал, задрав кверху левую ногу.
Около него сидел тот самый человек с нефтебазы, который предлагал брезентом погасить пламя.
— Сколько лежать-то придется?— спросил толстый.
— Не знаю. С месяц, наверно,— ответил Пашка.
— Перелом бедренной кости?— спросил один белобрысый паренек (он лежал, задрав сразу обе ноги. Лежал, видно, долго, озверел и был каждой бочке затычка).— А сто суток не хочешь? Быстрые все какие...
— Ну, привет тебе от наших ребят,— продолжал толстый.— Хотели прийти сюда — не пускают. Меня как профорга и то еле пропустили. Журналов вот тебе прислали...— Мужчина достал из-за пазухи пачку журналов.— Из газеты приходили, расспрашивали про тебя... А мы и знать не знаем, что ты такой. Сказали, что придут сюда.
— Это ничего,— сказал Пашка самодовольно.— Я им тут речь скажу.
— «Речь»? Хех!.. Ну, ладно, поправляйся. Будем заходить к тебе в приемные дни — я специально людей буду выделять. Я бы посидел еще, но на собрание тороплюсь. Тоже речь надо говорить. Не унывай.
— Ничего.
