Василий Шукшин
Космос, нервная система и шмат сала
Светлые души
Михайло Беспалов полторы недели не был дома: возили зерно из далеких глубинок.
Приехал в субботу, когда солнце уже садилось. На машине. Долго выруливал в узкие ворота, сотрясая застоявшийся теплый воздух гулом мотора.
Въехал, заглушил мотор, открыл капот и залез под него.
Из избы вышла жена Михайлы, Анна, молодая круглолицая баба. Постояла на крыльце, посмотрела на мужа и обиженно заметила:
— Ты б хоть поздороваться зашел.
— Здорово, Нюся! — приветливо сказал Михайло и пошевелил ногами в знак того, что он все понимает, но очень сейчас занят.
Анна ушла в избу, громко хлопнув дверью.
Михайло пришел через полчаса.
Анна сидела в переднем углу, скрестив руки на высокой груди. Смотрела в окно. На стук двери не повела бровью.
— Ты чего? — спросил Михайло.
— Ничего.
— Вроде сердишься?
— Ну что ты! Разве можно на трудящий народ сердиться? — с неумелой насмешкой и горечью возразила Анна.
Михайло неловко потоптался на месте. Сел на скамейку у печки, стал разуваться. Анна глянула на него и всплеснула руками:
— Мамочка родимая! Грязный-то!..
— Пыль, — объяснил Михайло, засовывая портянки в сапоги.
Анна подошла к нему, разняла на лбу спутанные волосы, потрогала ладошкой небритые щеки мужа и жадно прильнула горячими губами к его потрескавшимся, солоновато-жестким, пропахшим табаком и бензином губам.
— Прямо места живого не найдешь, Господи ты мой! — жарко шептала она, близко разглядывая его лицо.
Михайло прижимал к груди податливое мягкое тело и счастливо гудел:
— Замараю ж я тебя всю, дуреха такая!..
— Ну и марай… марай, не думай! Побольше бы так марал!
— Соскучилась небось?
— Соскучишься! Уедет на целый месяц…
— Где же на месяц? Эх ты… акварель!
— Пусти, пойду баню посмотрю. Готовься. Белье вон на ящике. — Она ушла.
Михайло, ступая до горяча натруженными ногами по прохладным доскам вымытого пола, прошел в сени, долго копался в углу среди старых замков, железяк, мотков проволоки: что-то искал. Потом вышел на крыльцо, крикнул жене:
— Ань! Ты случайно не видела карбюратор?
— Какой карбюратор?
— Ну такой… с трубочками!
— Не видела я никаких карбюраторов! Началось там опять…
Михайло потер ладонью щеку, посмотрел на машину, ушел в избу. Поискал еще под печкой, заглянул под кровать… Карбюратора нигде не было.
Пришла Анна.
— Собрался?
— Тут, понимаешь… штука одна потерялась, — сокрушенно заговорил Михайло. — Куда она, окаянная?
— Господи! — Анна поджала малиновые губы. На глазах ее заблестели светлые капельки слез. — Ни стыда ни совести у человека! Побудь ты хозяином в доме! Приедет раз в год и то никак не может расстаться со своими штуками…
Михайло поспешно подошел к жене.
— Чего сделать, Нюся?
— Сядь со мной. — Анна смахнула слезы.
Сели.
— У Василисы Калугиной есть полупальто плюшевое… хоро-о-шенькое! Видел, наверно, она в нем по воскресеньям на базар ездит!
Михайло на всякий случай сказал:
— Ага! Такое, знаешь… — Михайло хотел показать, какое пальто у Василисы, но скорее показал, как сама Василиса ходит: вихляясь без меры. Ему очень хотелось угодить жене.
— Вот. Она это полупальто продает. Просит четыре сотни.
— Так… — Михайло не знал, много это или мало.
— Так вот я думаю: купить бы его? А тебе на пальто соберем ближе к зиме. Шибко оно тянется мне, Миша. Я давеча примерила — как влитое сидит!
Михайло тронул ладонью свою выпуклую грудь.
— Взять это полупальто. Чего тут думать?
— Погоди ты! Разлысил лоб… Денег-то нету. А я вот что придумала: давай продадим одну овечку! А себе ягненка возьмем…
— Правильно! — воскликнул Михайло.
— Что правильно?
— Продать овечку
— Тебе хоть все продать! — Анна даже поморщилась.
Михайло растерянно заморгал добрыми глазами.
— Сама же говорит, елки зеленые!
— Так я говорю, а ты пожалей. А то я — продать, и ты — продать. Ну и распродадим так все на свете!
Михайло открыто залюбовался женой.
— Какая ты у меня… головастая!
Анна покраснела от похвалы.
— Разглядел только…
Из бани возвращались поздно. Уже стемнело.
Михайло по дороге отстал. Анна с крыльца услышала, как скрипнула дверца кабины.
— Миша!
— Аиньки! Сейчас, Нюся, воду из радиатора спущу.
— Замараешь белье-то!
Михайло в ответ зазвякал гаечным ключом.
— Миша!
— Одну минуту, Нюся.
— Я говорю, замараешь белье-то!
— Я же не прижимаюсь к ней.
Анна скинула с пробоя дверную цепочку и осталась ждать мужа на крыльце.
Михайло, мелькая во тьме кальсонами, походил около машины, вздохнул, положил ключ на крыло,
