— Нет, я по другим делам. Там у нас хватает… А как же, и отдыхаете у себя в деревне? И летом?
— Почти всегда. Уезжаю к отцу — рыбачим…
— Нет, я в санаториях.
— Где? В Кисловодске?
— И в Кисловодске.
— В основном корпусе?
— Нет, у нас там свой корпус есть.
— Где?
— Не доезжая Кисловодска.
— Где же? Я там все окрестности излазил.
Семен Иваныч посмеялся.
— Нет, тот корпус вы не знаете. Его с дороги не видно.
Помолчали.
— За забором, — пояснил Семен Иваныч.
— А-а… — неопределенно как-то сказал усталый собеседник. И опять замолчал.
Семена Иваныча это молчание как будто обеспокоило.
— Скучновато только, честно говоря, — продолжал он. — Ну буфет: шампанское, фрукты, пятое- десятое… Не в этом же дело! Надоедает же.
— Конечно, — опять очень неопределенно сказал усталый. — Я ничего не имею… Фильмы демонстрируют?
— Ну!.. Но мы знаете, что делаем? Мы эти обычные манкируем, а собираемся одни мужчины, заказываем какой-нибудь такой… с голяшками… Не уважаете?
— Семен Иваныч неуверенно посмеялся. — Интересно вообще-то!
Собеседник никак не откликнулся на это. Молчал.
— А? — спросил Семен Иванович встревоженно.
— Что? — сказал собеседник.
— Не уважаете с голяшками?
— Да я их… это… я их мало видел.
— Ну что вы! Это, знаете, зрелище! Выйдет такая… черт ее… вот уж она виляет, вот виляет, своим этим… Любопытно. Нет, это зрелище, чего ни говорите.
— Совсем голые?
— Совсем!
— А как же… разве у нас снимают такие фильмы?
Семен Иваныч без опаски, с удовольствием засмеялся.
— Это ж не наши. Это оттуда.
— А-а, — сказал собеседник. — Там — да… Конечно.
— Нет, умеют, умеют, черти. Ничего не скажешь. Но, знаете, что я вам про все это скажу: красиво!
— Я ничего! — испуганно сказал собеседник.
— Но в душе, наверно, осудили меня.
— Я? Да почему!..
— Осудили, осудили. Не осуждайте. Не торопитесь. Не завидуйте Семену Иванычу… Вы же не видите, как Семен Иваныч потом за столом буквально засыпает. Сидишь, изучаешь дело… С вами можно откровенно?
— Да зачем? — торопливо, без всякой усталости сказал собеседник. — Я прекрасно понимаю. Мне самому приходится…
— О, разумеется! Разумеется, вам тоже приходится недосыпать, недоедать… Ах мы, бедненькие! А потом отвернемся и пальцем покажем: генерал, пузо отвесил. Вы видели у меня пузо?
— Да нет, почему?! — собеседник явно растерялся. — Я как раз ничего не имел… Дело же не в этом…
— А в чем? — жестко спросил Семен Иваныч.
— Ну как?..
— Как?
— Не в том дело, кто генерал, кто не генерал. Все мы, в конце концов, одно дело делаем.
— Да что вы говорите! Смотрите-ка, я и не знал. Неужели все?
Собеседник молчал.
— А? — переспросил Семен Иваныч. Непонятно, почему он рассердился.
Собеседник молчал.
— Что, молчим? Тоже молчим?
— Слушайте!.. — собеседник, чувствовалось, привстал. — В чем, собственно, дело? Что вы против меня имеете?
— Да упаси боже! — моментально искренне откликнулся Семен Иваныч. — Ничегошеньки я не имею. Просто спросил. Я думал, что вы что-то против меня имеете. Ничего?
— Ничего, конечно. Вообще-то, пора спать. Сколько сейчас? Приблизительно?
— Приблизительно-то?.. Эх, оставил свои со светящимся циферблатом… Приблизительно часа два.
— Да, пожалуй. Надо, пожалуй, соснуть. Да?
— Да, конечно. Я еще выпил сегодня малость… Прощались с товарищами. Да, спим.
И сразу замолчали. И больше не говорили.
Мишка не знал, как подумать: кто внизу? Голос поразительно похож на малафейкинский. И зовут Семеном Иванычем… Но как же тогда? Что это? Мишка знал про Малафейкина почти все, что можно знать про соседа, даже не интересуясь им специально. Когда-то Малафейкин упал с лесов, сильно разбился… Был он тогда одинокий, и так одиноким остался. Тихий, молчаливый. К нему в воскресные дни приезжала какая- то женщина старше его. С девочкой. Кто они Малафейкину — Мишка не знал. Видел во дворе, Малафейкин гулял с девочкой: девочка возилась в песке, а Малафейкин читал газету. Может, это была его сестра с дочкой, потому что как-то не похоже, чтобы тут было что-то иное. Вот, в сущности, и весь Малафейкин. А генерал внизу… Нет, это совпадение. Бывает же так!
Мишка осторожненько слез с полки, сходил в туалет, взобрался опять наверх и закрыл глаза. В купе было тихо. Мишка заснул.
Утром Мишка проснулся позже других, перед самой Москвой. Открыл глаза, глянул вниз, а внизу, у окошка, сидит… Семен Иваныч Малафейкин. И еще какой-то человек тоже сидит у окна напротив, лет пятидесяти, румяный. Сидят, смотрят в окно. Еще девушка какая-то в брюках — книгу читает в сторонке. Молчат.
Мишка заспал ночной разговор, хотел уж сказать сверху: «Здравствуй, сосед!» И вспомнил… И даже отпрянул вглубь. Оторопел. Полежал, повспоминал: может, приснился ему этот ночной разговор?
Пока он мучительно вспоминал, румяный человек, слышно, потянулся и сказал, как говорят долго молчавшие люди:
— Кажется, подъезжаем, — пошуршал какой-то бумагой на столе — газету, что ли, свернул, — встал и вышел из купе.
Мишка свесил вниз голову… Девушка глянула на него, потом в окно и опять уткнулась в книгу. Малафейкин, курносый, с маленькими глазками без ресниц, в галстуке, причесанный на пробор, чуть пристукивал пальцами правой руки по столику — смотрел в окно.
— Привет генералу! — негромко сказал над ним Мишка.
Малафейкин резко вскинул голову… Встретились глазами. Маленькие глазки Малафейкина округлились от удивления и даже, как показалось Мишке, испугались.
— О! — сказал Малафейкин неодобрительно. — Явились не запылились… Откуда это?
Мишка молчал, смотрел на соседа — старался насмешливо.
— Чего это… разъезжаем-то? — даже как-то зло спросил Малафейкин. И быстро глянул на дверь.
Точно, это он ночью городил про каменные дачи и как он устал от наград и почестей.