приподнятое.
— Здорово, орлы! — приветствовал он всех. И отдельно Щиблетову: — Но не те, которые летают, а которые…
— Залезайте, — несколько брезгливо оборвал Щиблетов.
— Зале-езем, куда мы денемся, — гудел Куликов, не замечая брезгливости Щиблетова. — Залезем… за милую душу.
— Ко всем обращаюсь! — возвысил голос Щиблетов, глядя в кузов через задний борт. — Чтобы вот такого больше не повторялось!
У «апостолов» вытянулись лица — чего не повторялось?
— Я предупредил вчера: отъезд в семь ноль-ноль. Сейчас… без четверти восемь. Каждое опоздание буду фиксировать. Ясно?
«Апостолы» молчали… Смотрели на Щиблетова. Щиблетов не стал дожидаться, пока они своими чалдонскими мозгами сообразят, что ответить, скрипуче повернулся, кашлянул в кулак и пошел в кабину.
— Поехали.
Поехали.
— Куликов частенько закладывает? — поинтересовался Щиблетов, как интересуются властью наделенные люди: никак не угрожая пока, но и не убирая в голосе обещанную интонацию — заняться в дальнейшем этим Куликовым.
— А ты спроси у него, — невежливо ответил шофер. — Он ответит… Что за манера — справки наводить! Рядом же человек, живой — спрашивай.
Щиблетов промолчал. Смотрел вперед на дорогу серьезный и озабоченный.
На выезде из села, у чайной, в кабину застучали.
— Чего они? — встревожился Щиблетов.
— Погреться хотят, — шофер подрулил к чайной. — Это здесь тепло, а в кузове продерет — дорога длинная.
— Не останавливайся! — строго сказал Щиблетов.
Шофер посмотрел на него, засмеялся, ничего не сказал, вылез из кабины, крепко хлопнув дверцей. Из кузова выпрыгивали, весело галдели, направляясь к дверям чайной.
Щиблетов вдруг тоже выскочил из кабины и скорым шагом, обогнав «апостолов», зашел в чайную. Чайная только открылась, в ней еще прохладно, но в углу с гулом и треском топилась печь, пахло дымком и отогретыми сосновыми поленьями, которые большой кучей лежали перед печкой и парили, и парок тот, плавно загибаясь, уплывал в приоткрытую дверцу.
Буфетчица Галя, аппетитная женщина, улыбчивая, черноглазая, увидев в окно знакомых мужиков и парней, сказала весело:
— Орава идет.
Она удивилась, когда Щиблетов, стремительно подойдя к стойке, приказал:
— Водку не продавать. В крайнем случае — по стакану красного.
Ввалилась орава. Загалдели.
Кто-то вслух прочитал укоряющую надпись на большом щите: «Напился пьяный — сломал деревцо: стыдно людям смотреть в лицо!»
Над надписью — рисунок: безобразный алкаш сломал тоненькую березку и сидит, ни на кого не глядит.
— Горюет!.. Жалко.
— Тут голову сломаешь, и то никому не жалко, — сказал Борька Куликов, отсчитывая на огромной ладони рубль с мелочью — на стакан водки.
С Галей весело здоровались, рылись в карманах.
— Мужики, а водки не ведено вам продавать, — хитрая Галя нарочно сказала это громко, чтоб сразу все слышали.
— Кто? — спросили в несколько голосов.
— А вот… товарищ… Я не знаю, кто он над вами, — не велел продавать.
— Друзья, — обратился ко всем Щиблетов, — разрешаю по стакану красного!.. Традиции перед дорогой не будем нарушать, но обойдемся красненьким.
Борька Куликов как считал на ладони мелочь, так, не поднимая головы, уставился на Щиблетова — никак не мог уразуметь, что он такое говорит.
— Чего, чего?
— Водку пить не разрешаю.
Борька сунул деньги в карман и двинулся на Щиблетова. Так примерно он зарабатывал себе срок. Причем его не интересовало, сколько перед ним человек: один или семеро. Щиблетова подхватил под руку Иван Чернов, из мужиков постарше, и повел из чайной. На крыльце Щиблетов вспомнил, что он тоже, черт возьми, мужчина: отнял руку…
— А в чем дело, вообще-то? Он что, чокнутый на одно ухо?
— Пошли, — сказал Иван, увлекая его к машине. — А то он так чокнет, что получится — на два уха. Садись в кабину и сиди. И не строй из себя. По сто пятьдесят все выпьют… Я тоже.
— Что, дома, что ли, не могли выпить?
— Дома не могли. Тебе хорошо — один живешь… Сиди, не рыпайся — лучше будет.
Почти всю дорогу потом Щиблетов молчал, смотрел вперед. В кузове Борька Куликов орал:
— Валенок сибирский, — зло и насмешливо прошептал Щиблетов. — В таверне!.. Хоть бы знал, что это такое.
А в кузове угрожающе нарастало:
— Посчитаешься, посчитаешься, — шептал Щиблетов.
Как приехали на место, поскидали барахло в избушку, затопили печь, Щиблетов объявил:
— Сейчас проведем коротенькое производственное собрание!
Щиблетова приготовились слушать, расселись на нарах — собрание есть собрание, дело такое. Щиблетов положил на стол тетрадь, авторучку (заранее приготовил), покашлял в кулак.
— Я попрошу шофера пока не уезжать — отвезешь протокол… Я думаю, что я его сам составлю. Возражений нет?
— Валяй.
Щиблетов еще покашлял в кулак.
— На повестке дня нашего собрания два вопроса. Буду по порядку. Первый вопрос: наша задача в связи с предстоящей работой по заготовке леса. Вы знаете, товарищи, что лес мы должны повалить, очистить от сучков… В общем, приготовить его к весеннему сплаву. Нам дается сроку — четыре недели, месяц. В связи с этим я предлагаю взять на себя соцобязательство и повалить необходимое количество леса