карельской березы? Мы же фраера! Мы думаем, что спать на панцирной сетке — это мечта жизни. Счас я себе делаю кровать из простой березы… город давно уже перешел на деревянные кровати. Если ты каждый день получаешь гигантский стресс, то выспаться-то ты должен!
— Ну, ну, Сань?
— Так проходят эти три дня. Вечером она привозит на такси курочек, разные заливные… Они мне сигналют, я спускаюсь, беру переносной такой холодильничек, несу… И мы опять гужуемся. Включаем радиолу на малую громкость, попиваем шампанское… Чего только моя левая нога захочет, я то немедленно получаю. Один раз я говорю: «А вот я видел в кино: наливает человек немного виски в стакан, потом туда из сифончика… Ты можешь так?» — «Это, — говорит, — называется виски с содовой. Сифон у меня есть, виски счас привезут». Точно, минут через пятнадцать привезли виски. Они мне, кстати, не поглянулись. Я пил водку с содовой. От так от нажимаешь курочек на сифончике, оттуда как даст в стакан… Прелесть.
— А как со стеклом-то?
— С каким стеклом?
— Ну, разбил-то…
— А-а. А никак. Она меня потом разглядывала всего и удивлялась. «Как ты, — говорит, — не порезался-то?» А мотоцикл — я ей деньги отдал, мне его прямо к подъезду подкатили…
Вот такая история случилась будто бы с Санькой Журавлевым. Из всего этого несомненной правдой было: Санька в самом деле ездил в город; не было его три дня; мотоцикл привез именно такой, какой хотел и на какой брал деньги; лишних денег у него с собой не было. Это все правда. В остальное односельчане никак не могли поверить. Санька нервничал, злился… Говорил мужикам про такие поганые подробности, каких со зла не выдумаешь. Но считали, что всего этого Синька где-то наслышался.
— Ну, «-мо»! — психовал Санька. — Да где же я эти три дня был-то?! Где?!
— Может, в вытрезвителе.
— Да как я в вытрезвитель-то попаду?! Как? У меня лишнего рубля не было!
— Ну, это… Свинья грязи найдет.
— Иди найди! Иди хоть пятак найди за так-то. На что же бы я жил-то три дня?
Этого не могли объяснить. Но и в пышного директора ресторана, и в ее трехкомнатную квартиру тоже не могли поверить. Это уже черт знает что такое — таких дур и на свете-то не бывает.
— Дистрофики! — обзывал всех Санька. — Жуки навозные. Что вы понимаете-то? Ну, что вы можете понимать в современной жизни?
Слушал как-то эту историю Егорка Юрлов, мрачноватый, бесстрашный парень, шофер совхозный. Дослушал до конца, усмехнулся ядовито. К нему все повернулись, потому что его мнение — как-то так повелось — уважали. И, надо сказать, он и вправду был парень неглупый.
— Что скажешь, Егорка?
— Версия, — кратко сказал Егорка.
— Какая версия? — не понял Санька.
— Что ты дурачка-то из себя строишь? — прямо спросил Егорка. — Чего ты людей в заблуждение вводишь?
Санька аж побелел… Думали, что они подерутся. Но Санька прищемил обиду зубами. И тоже прямо спросил:
— У тебя машина на ходу?
— Зачем?
— Я спрашиваю: у тебя машина на ходу? — Санька угрожающе придвинулся к Егорке. — Ну?
Егорка подождал, не кинется ли на него Санька; подождал и ответил:
— На ходу.
— Поедем, — приказным голосом сказал Санька. — Надоела мне эта комедия: им рассказываешь, как добрым, они, стерва, хаханьки строют. Поедем к ней, я покажу тебе, как живут люди в двадцатом веке. Предупреждаю: без моего разрешения никого не лапать и не пить дорогое вино стаканами. Возможно, там соберется общество — может, подруги ее придут. Кто еще хочет ехать, фраера? — Саньку повело на спектакль — он любил иногда «выступить», но при всем том… При всем том он предлагал проверить, правду ли он говорит, или врет. Это серьезно.
Егорка, недолго думая, сказал:
— Поехали.
— Кто еще хочет? — еще раз спросил Санька.
Никто больше не пожелал ехать. История сама по себе довольно темная, да еще два таких едут… Недолго и того… угореть. А Санька с Егоркой поехали.
Дорогой еще раз ругнулись. Санька опять начал учить Егорку, чтоб он никого не лапал в городе и не пил дорогое вино стаканами.
— А то я ж вас знаю…
— Да пошел ты к такой-то матери! — обозлился Егорка. — Строит из себя, сидит… «Я ва-ас…» Кого это «вас»-то? А ты-то кто такой?
— Я тебя учу, как лучше ориентироваться в новой обстановке, понял?
— Научи лучше себя — как не трепаться. Не врать. А то звону наделал… Счас, если приедем и там никакой трехкомнатной квартиры не окажется, — Егорка постучал пальцем по рулю, — обратно пойдешь пешком.
— Ладно. Но если все будет, как я говорил, я те… Ты принародно, в клубе, скажешь со сцены: «Товарищи, зря мы не верили Саньке Журавлеву — он не врал». Идет?
— Едет, — буркнул мрачный Егорка.
— Черти! — в сердцах сказал Санька. — Сами живут… как при царе Горохе и других не пускают.
Приехали в город засветло.
«Направо». «Налево». «Прямо!» — командовал Санька. Он весь подсобрался, в глазах появилась решимость: он слегка трусил. Егорка искоса взглядывал на него, послушно поворачивал «влево», «вправо»… Он видел, что Санька вибрирует, но помалкивал. У него у самого сердце раза два сжалось в недобром предчувствии.
— Узнаю ресторан «Колос», — торжественно сказал Санька. — Тут, по-моему, опять налево. Да, иди налево.
— Адрес-то не знаешь, что ли?
— Адресов я никогда не помнил — на глаз лучше всего.
Еще покрутились меж высоких спичечных коробков, поставленных стоймя… И подъехали к одному, и остановились.
— Вот он, подъездик, — негромко сказал Санька. — Голубенький, с козырьком.
Посидели немного в кабине.
— Ну? — спросил Егорка.
— Счас… Она, наверно, на работе, — неуверенно сказал Санька. — Сколько счас?
— Вез двадцати девять.
— У нее самый разгар работы…
— Ну-у… начинается. Уже очко работает?
— Пошли! — скомандовал Санька. — Пошли, теленочек, пошли. Если дома нет, поедем в ресторан. Поднялись на четвертый этаж пешком.
— Так, — сказал Санька. Он волновался. — Следи за мной: как я, так и ты, но малость, скромнее. Как будто ты мой бедный родственник… Фу! Волнуюсь, стерва. А чего волнуюсь? Упэред! — И он нажал беленький пупочек звонка.
За дверью из тишины послышались остренькие шажочки.
— Паркет, знаешь, какой!.. — успел шепнуть Санька.
В двери очень долго поворачивался и поворачивался ключ — может, не один?
Санька нервно подмигнул Егорке.
Наконец дверь приоткрылась… Санька растянул большой рот в улыбке, хотел двинуть дверь, чтоб она распахнулась приветливее, но она оказалась на цепочке.
— Кто это? — тревожно и недовольно спросили из-за двери. Женщина спросила.
