Они уже обо всем договорились, но расставаться не хотелось.
— Ну, вроде бы все! — сказал Граховец.
— Как будто все. Смотри, во что бы то ни стало переведи моих русачков! — сказал Папрскарж.
— Ты смотри! Они уже его!.. — засмеялся Граховец. И добавил серьезно: — Не бойся, Йозеф, переведу. Обещаю.
Папрскаржу ужасно хотелось сразу же отправиться к Зетеку, заглянуть к нему в пчельник. Но он знал, что этого делать нельзя. Решил пойти, когда стемнеет.
Он шел по обочине дороги и вдруг заметил, что напевает про себя. Когда это он пел в последний раз?! Но, подойдя к дому, Папрскарж опустил голову. Его вновь охватило чувство тревоги. Нет, он неисправим.
3
Солнце уже пригревает. Ветер дует с юга. Снег чернеет. Наступила оттепель. Леса кажутся голыми. Воздух еще прохладный, но чувствуется приближение весны.
Горнянчин по-хозяйски оглядывает дом, прикидывая, какой ущерб нанесло ему зимнее ненастье. Снег на крыше, начав таять, сдвинулся вниз, к самому краю, и лежит пластами. Кажется, что на доме вырос огромный рыхлый гриб. А в общем-то дом выглядит прилично. Хуже дела с хлевом.
В эту пору было неважно с кормом для коз, и нередко козам приходилось довольствоваться соломенной сечкой. Слава богу, что Янек еще запас достаточно сухой палой листвы для подстилки, успел нагрести ее в лесу, и теперь она очень кстати.
Обойдя дом, Янек зашел к себе в мастерскую. Что и говорить, немного радости доставил он Светлане и детям в последнее время. Ему надо было побыть одному, собраться с мыслями, все как следует обдумать. Но он так ничего и не придумал.
Взяв чурочку, попробовал что-нибудь вырезать. А что — и сам не знал, просто откалывал щепочки от хорошего кругляша. Поняв это, он отложил нож и пальцем стал поглаживать дерево, словно желая облегчить ему боль от порезов, которые он сделал своим ножом. И снова невольно погрузился в свои мысли.
Недавняя встреча в Сыракове не давала ему покоя. Там у самого шоссе стоит ресторанчик «Привет». Его позвали туда на тайное собрание. Приглашение ему передал священник из деревни. Янек вообще терпеть не мог священников, но этот был вполне сносным. Ему казалось, что духовный отец ошибся в выборе профессии — он скорее крестьянин, чем священник: коренастый, как дуб, с низким лбом и широко расставленными глазами, ходит всегда с огромным толстым посохом — пастух, да и только. Он-то и позвал Янека в «Привет». Но какое же оно было тайное, это собрание?! Это-то и не давало покоя Янеку Горнянчину.
… Едва он спустился на шоссе, как увидел, что сюда же направляется Эстержак. При встрече они всегда здоровались: «Здравствуй, Янек!» — «Будь здоров, Юра!» — и расходились каждый в свою сторону. Янек жил в лесу, Эстержак в деревне. В гости друг к другу не хаживали. Кумовьями не были. Эстержак имел поле около деревни, приличное поле, он потратил на него немало здоровья, а Горнянчин надрывался на своем клочке на Вартовне. Ничего общего у них не было, но и чего-либо друг против друга они тоже не имели. Но сейчас, когда Горнянчин шел в Сыраков, эта встреча была ему особенно неприятна. Он остановился у обочины дороги и стал рассматривать откос, торчащие в грязи камни, словно ничто больше его не интересовало. И Эстержак — надо же! — тоже уставился на откос, хотя наверняка еще ни разу в жизни не обращал на него внимания. Ничего не поделаешь — дальше пришлось идти вдвоем. Когда подошли ближе к ресторану, оба стали ловчить, пытаясь отделаться друг от друга — ни один не хотел выдать себя. Наконец выяснилось, что у них одна дорога и одна цель.
Это было первое, что тогда не понравилось Янеку. Когда он увидел в зале большое скопление народу, ему стало совсем не по себе.
Созвал их вахмистр Павлиштик с липтальского жандармского поста. Человек он был неплохой, но больно уж болтливый. Главным оратором выступал какой-то кудрявый брюнет. Сказали, что это инженер Горак со всетинского оружейного завода. Был тут деревенский священник. И этот чужой пан, который объявился в деревне в войну и теперь ведал продовольственными карточками в общинном управлении. Павлиштик без всяких околичностей представил его как поручика Хмеларжа. Тут же сидели Эстержак и две девушки. Павлиштик сказал, что это Иржинка и Ольга из селения Убел. Вахмистр был с ними очень обходителен, предупредил, чтобы присутствующие не удивлялись тому, что среди них есть женщины, они-де настоящие патриотки. Но Янек поглядывал на них с недоверием — это были еще совсем девчонки, трещотки. Удивило его и то, что здесь сидит Ягода. Но он не подал вида, потому что Ягода усмехался: дескать, не удивляйся, что было, то прошло, и по-приятельски, как ни в чем не бывало протянул ему руку. Впрочем, больше всего не понравился Янеку некий Вавржик. Это было не настоящее его имя. Павлиштик добродушно объяснил, что он учитель из Моравской Словакии и по мобилизации прислан на всетинский оружейный завод. Говорил этот Вавржик с улыбочкой, но Янек не чувствовал себя с ним как со своим. От таких типов всего можно ждать. Не понравилось ему и то, что Вавржика поджидала какая-то городская красотка.
Павлиштик призвал всех сохранять встречу в тайне, но сказал это как-то между прочим. Он, конечно, мог говорить об этом в спокойном тоне, чтобы не запугать людей, придать им смелости. Кудрявый инженер Горак с оружейного завода говорил очень серьезно, вид у него был озабоченный. Лишь под конец, приглядевшись к нему, Горнянчин понял, что он не вертопрах и вовсе не так уж молод, как казалось из-за пышной шевелюры. Без лишних слов он заговорил о том, что всетинцы подготавливают восстание. Он не мог рассказывать подробно, но всем стало ясно, что очагом восстания будет оружейный завод. Сигналом к восстанию во Всетине послужит объявление ложной воздушной тревоги. Как только повстанцы захватят дороги и средства связи, о восстании узнает весь край. Поэтому необходимо все подготовить и тут, в Липтальской округе, и дальше, в Визогшцах.
Инженер не называл имен, но несколько раз в связи с восстанием был упомянут небольшой всетинский завод электромоторов, и все поняли, что во главе организации стоит его владелец Страдей. Он уже дважды сидел в тюрьме, но каким-то образом ему оба раза удавалось выйти на свободу. И все же, видно, он не угомонился.
После сообщения Горака наступила тишина.
— Ну, братья, смелее! Задавайте вопросы, — подбадривал собравшихся Павлиштик.
— А как с оружием? — спросил Эстержак.
— Оружие обещал Лондон, — ответил Вавржик. — Одну партию сбросят за Всацким Цабом, в лесных угодьях Бати, вторую — в Новых Дворах у Слушовиц, а третью — в долине «На луках».
Говорил он долго, с апломбом, словно все уже было на мази. Одним словом, его бы устами да мед пить. Янек Горнянчин успел рассмотреть его: худощавое лицо, черты правильные. Янек не любил краснобаев. Гораздо надежнее люди неразговорчивые, пусть и угрюмые, но уравновешенные. «Сомнительный тип, — решил он, — если еще и не шпик к тому же».
Когда Вавржик кончил, инженер Горак добавил с деловым видом, что на оружейном заводе тоже думают об оружии, не надеются только на помощь Лондона. Горнянчин счел это разумным, и инженер понравился ему еще больше.
Все немного оживились, но воодушевления, которого ждал Павлиштик, не было. Священник, опершись подбородком о свой посох, рассуждал так: прежде всего надо очистить свою совесть, потому что речь пойдет о жизни и смерти. Хмеларж, болезненный человек в очках с толстыми стеклами, одобрительно отозвался о проведенной подготовительной работе и сказал, что, по-видимому, опасений ни у кого не должно быть.
Ягода не вмешивался в разговор. Он лишь время от времени поддакивал — ведь это его ни к чему не обязывало. Иржинка и Ольга держались так, словно давно уже знали обо всем.
— Я бы… хотел… — откашлявшись, сказал Янек, — план вещь хорошая… пулемет и боеприпасы еще
