Светлана привела гостей к беседке. Первым вошел Ягода. Потом появилась его жена и еще какой-то пан в шляпе и очках, в руках он держал перчатки из оленьей кожи.
— Здравствуйте, Горнянчин! — весело и громко сказал Ягода, но руки не подал.
Он положил туго набитый портфель на скамью под окном. В портфеле звякнуло стекло, и Горнянчин сразу понял, в чем дело. Ягода опять притащил свою сливовицу, чтобы получить за нее какую-нибудь фигурку или картинку.
Ягода по всему краю собирал изделия валашских умельцев — старался выглядеть меценатом. Возьмет фигурку или рисунок, а за это пришлет бутылку водки или зайца (сам Ягода был заядлым охотником). С Янеком Горнянчиным он познакомился давно. И сразу же стал нахваливать фигурки, которые Янек вырезал из причудливых сучьев и корней. С тех пор Ягода немало вещиц взял у Янека.
Однажды Янеку пришлось даже пообещать Ягоде, что придет разрисовать его подвал. В своей современной вилле в Визовицах «пан фабрикант» хотел устроить нечто вроде винного погребка в словацко- валашском стиле, куда он мог бы приводить важных гостей. И вот Янек спустился в Визовицы и стал рисовать на побеленных стенах разбойников и шалаши овчаров, а другой такой же самозванный художник, откуда-то из-под Брода, рисовал на противоположной стене словацкие национальные костюмы и все время пел песни. Через какое-то время все это им осточертело. Они бросили свое малеванье и так нахлестались разных водок-настоек, что им и море было по колено. Потолок они так и не закончили. Похлопали друг друга по плечу, расцеловались по-братски — и только их и видели! Янек вернулся домой на Вартовну, и тщетно Ягода грозил ему, а потом уговаривал. Но Янек не пошел в Визовицы. Так и остался подвал «фабриканта» Ягоды не расписанным до конца.
Но это было давно. Ягода в конце концов смирился с этим, да и погребок получился недурной. К Янеку Ягода продолжал относиться по-приятельски.
— Привезли вам дорогого гостя, — начала пани Ягодова.
С Горнянчиным у нее были не очень-то теплые отношения. Пани «фабрикантша» видела в нем неотесанного валаха. Она не могла ему простить, что как-то он спросил ее, откуда она родом — не из Прлова ли? Она выставляла себя иностранкой, хотя была урожденной Цедидловой из Прлова. Звали ее Марушкой. Некоторое время она действительно жила в Англии и вернулась оттуда уже не Марушкой, а Мэри, и Ягода, который был немного старше ее, просто с ума сходил по ней.
Хоть у Ягоды голова седая, но он еще мужик что надо… И как эта Марушка Цедидлова смогла его так оседлать!
Вот и сейчас — она и слова ему сказать не дает.
— Пан доктор Мезуланик большой друг Валахии. Он очень любит… как это сказать… фольклор… Вот мы и решили сделать вам приятное. Но учтите, что пан доктор…
Пан доктор, выставив длинную бородку, принялся разглядывать полки и сразу же что-то выловил. Это была фигурка валашского стражника. Как-то летом Янек крутил и вертел целый пенечек, пока не вырезал из него эту фигурку в плаще и высокой широкополой шляпе с обушком в руке.
— Любопытно, — обронил пан доктор, вертя фигурку в прозрачных бескровных пальцах. — Цельнорезная… А эта одежда, спадающая пышными складками… Любопытно. Пан фабрикант, вас можно поздравить с открытием.
Ягода сиял. У Янека по лицу пробежала усмешка.
— Как вы научились этому? — допытывался Мезуланик.
— Да это у нас в роду, — буркнул Горнянчин. — Еще дедушка говорил мне, что дерево надо чувствовать, потому что оно живое… С ним, мол, надо обращаться как с человеком… Ведь даже полено, если по нему как следует ударить, подает голос. Надо уметь на ощупь определять, как оно росло и где у него душа… Тогда оно само поддастся!
— Так вы верите, что у дерева есть душа?
— А как же иначе? Ведь оно же растет, — искренне удивился Горнянчин. — А вы слышали, как поют доски, когда их на лесопилке остругивают? Как орган. То низким, то высоким голосом. — Янек стоял с таким видом, словно в самом деле прислушивался. — Они поют о том, что слышали в горах, когда были деревьями.
Стало смеркаться. Мезуланик подошел к окну, чтобы лучше разглядеть фигурку.
— Что тут особенно для меня интересно, — проговорил он после минутного раздумья, — так это то, как здесь выражено отношение народа ко всему военному. Тут сразу видишь, как глубоко народны корни военного сословия в Валахии. Вот такие стражники были подлинными сынами и героями валашского народа!
— Ну, я бы не сказал, что валахи очень гордятся ими, — заметил Янек Горнянчин. — На первых порах у них, может, и было доброе намерение защищать границы валашского края, но потом они пошли по кривой дорожке. Правда, они были, что называется, один к одному, парни как дубы! Они были или сынками богатеев, или такими головорезами, у которых земля под ногами горела. Они богачей защищали, а не бедняков.
— Откуда вы все это знаете? — язвительно спросил Мезуланик. — Тоже от дедушки?
Ягода попытался перевести разговор на другую тему:
— Послушайте, Горнянчин, вы, говорят, стали резать гравюры на дереве. Похвально. Не покажете ли нам что-нибудь?
— Начал было. Нет у меня специальных инструментов. Ковыряю сапожным ножом…
Янек достал доску с изображением сценки из жизни разбойников. Мезуланик взял ее, перевернул и, постучав по ней согнутым пальцем, быстро приложил к уху.
— Ясень, — проговорил он с видом знатока.
— Ну что вы, — усмехнулся Горнянчин, — это же груша!
Мезуланик поморщился, бросил на доску беглый взгляд и положил ее на место.
— Ну, конечно же, разбойники, — сказал он со скучающим видом. — Я вам просто удивляюсь.
Похлопывая перчатками по ладони и поблескивая стеклами очков, Мезуланик уже собрался уходить, но Ягода задержал его:
— Да, чуть не забыл! Я же захватил образчики своей продукции. Самого лучшего качества! За это, господа, ручаюсь! — Он достал из портфеля две бутылки. Одну из них протянул Янеку: — Это для вас, Горнянчин. А эту мы, может, откроем сейчас?
— Пройдемте в дом, — предложил Янек, видя, что ничего другого не остается.
— Зачем? Здесь гораздо лучше, — проговорил Ягода.
— Но тут не на что сесть, — смутился Янек.
— Это даже оригинально, — обрадовалась пани Ягодова.
Смеркалось. Через оконце вливалась прохлада. Гости не разрешили зажечь лампу, а холода и не замечали. Разогревшись водкой, сумерничали.
Они были навеселе, уже когда пришли, поэтому очень быстро опьянели. Пани Ягодова хихикала, а Ягода усердно подливал Мезуланику, следил, чтобы рюмка у него была все время полна. Но тот по-прежнему держался надменно, вел разговор свысока и подчеркнуто важно.
— Да, разбойники, — вдруг вернулся он к старой теме. — Ума не приложу, что в них находят люди? И особенно здесь, в Валахии!
— Ну, это был отчаянный народ! — воскликнул Ягода, держа в руке бутылку и прикидываясь развеселившимся. Он всячески старался сгладить острые углы.
— «Отчаянный»! — Мезуланик сморщил нос. — Романтика, поверхностная романтика! Вымазать рожу сажей, выйти на большую дорогу и за ночь разбогатеть! Ну куда это годится?
Горнянчин не собирался спорить с ученым паном, но и промолчать не смог:
— Если тебя бьют по роже, надо защищаться, давать отпор!
Мезуланик задумался, готовясь ответить Янеку. Впрочем, он даже удивился, что тот возражает ему.
— Вы хотите давать отпор? — опередил его Ягода, предотвращая бурю. — У вас перед глазами пример, наглядный пример! Эти вот из Всетина — учитель и его единомышленники с фабрики. Они хотели бороться с немцами. Тоже в духе разбойничьих традиций. А что вышло? Немцы побросали их в тюрьмы, а кое-кого и казнили. Вот видите, Горнянчин!
