Зетек удивленно покачал головой.
— Вот так Циглер! Он хоть и немец, но ничего худого о нем не скажешь… Что же все это значит?
— Посмотрим, что будет дальше, — заключил Папрскарж. — Циглер может сделать много полезного.
— Это верно, — согласился Зетек.
Самые большие опасения у него всегда вызывал старший лесничий; если бы Циглер взялся помогать, все очень упростилось бы.
В молодом соснячке Папрскарж и Зетек расстались.
Дома Папрскарж вытащил из сарая велосипед, сел на него и покатил в Горну Бечву. По дороге все размышлял, как завести разговор с Граховецем. Дело в том, что поздно вечером пришел домой к Папрскаржу какой-то незнакомый человек. Принес письмо.
— Вы Йозеф Папрскарж?
— Да.
— Это вам.
На конверте было напечатано на машинке: «Майору Йозефу Папрскаржу».
Он внимательно пригляделся к человеку и решил, что не знает его, в первый раз видит.
— Это, вероятно, какая-то ошибка, — сказал Папрскарж. — Письмо адресовано какому-то майору. Сейчас мы убедимся в этом, — добавил он и разорвал конверт.
В письме майору Папрскаржу предписывалось немедленно по приходе 1-й чехословацкой партизанской бригады имени Яна Жижки установить связь со штабом. Затем ему надлежало достать шестьдесят штук четырехвольтных карманных батареек и доставить их и штаб. В конце письма стояла печать бригады. За командира бригады подписался доктор Дворжак.
— Да, тут какая-то ошибка, — спокойно сказал Папрскарж. — Письмо не имеет никакого отношения ко мне. Лучше всего его сжечь.
На этом разговор закончился, и незнакомец ушел.
Папрскарж не спеша поднимался на Горну Бечву. В нагрудном кармане у него лежало письмо, он хотел показать его Граховецу, прежде чем сжечь.
К счастью, Он застал Руду дома.
— Что у вас там за секреты? — озабоченно спросила жена Граховеца, но Папрскарж отделался какой-то шуткой и вытащил Руду из дому.
Они вышли в сад и сели на лавочку под яблоней Папрскарж молча протянул Руде письмо. Граховец прочитал его и сказал:
— Я получил такое же. От меня требуют раздобыть медикаменты и бинты.
— Что ты будешь делать?
— Попытаюсь раздобыть.
— А что значат эти письма, Руда? С каких пор в штабе бригады, у партизан, появилась эта бюрократия?
Граховец почесал в затылке.
— Да, это странно…
— Вот что я тебе скажу. Это все Дворжак. Он мне не понравился уже тогда, в Рожнове, когда Ола Ушелик собирался перевести его в Словакию.
— Ну и что же, он и перевел его. А Ушьяк даже сделал Дворжака своим адъютантом.
— Все же признай, Руда, что-то тут не так. Ведь Дворжак сует наши головы в петлю!
Граховец вертел в руках письмо и размышлял.
— Возможно, это просто его легкомыслие. Ведь существуют и другие пути для связи.
— А что, если это не только легкомыслие?
— Не сгущай пока краски, Иозеф. Сейчас нам надо поломать голову над тем, как бы раздобыть батарейки и медикаменты.
Папрскарж вспомнил, что один из его бывших учеников — Честя Ясоник — работает на восточноморавской электростанции в Мезиржичи, и решил съездить к нему и посоветоваться. А пока Граховец может заняться медикаментами — тут, вероятно, поможет рожновский аптекарь Маленяк.
Потом Граховец принес из дому пустую бутылку и заступ. Оба письма они засунули в бутылку, закупорили ее и тут же под яблоней закопали.
Василь Веселый считал, что бомбардировка на Магуре была случайной — просто американские «москиты» решили освободиться от бомб над этой территорией, чтобы не возвращаться домой с опасным грузом. Мурзин не соглашался с ним.
— Неизвестно, — говорил он, — американцы это были или немцы. Вполне возможно, что нападение на отряд было преднамеренное.
Рано утром командир выслал в ближайшие деревни нескольких разведчиков. Это были люди, хорошо знавшие здешние места. Пошел в разведку и Вибог.
В полдень Вибог вернулся. Он сообщил, что вчера вечером, как раз в то время, когда над Бескидами пролетала эскадрилья самолетов, люди видели чуть восточнее Магуры прерывистое мерцание света, видимо от карманного фонарика. Это вполне могли быть условные сигналы.
Мурзин посоветовался с Василем. Оба решили, что если это немцы, то они непременно станут осматривать места, которые подверглись бомбардировке. Поэтому приняли решение уходить с Магуры.
В мутном предвечернем сумраке партизаны выступили в поход. Проводником был Зетек. Шли потихоньку, осторожно.
Когда около полуночи приблизились к охотничьему домику у подножия Троячки, впереди раздался выстрел — один, другой. Это вызвало панику, потому что люди только что чувствовали себя в безопасности.
Василь Веселый во главе штурмового взвода направился к домику. Подойдя ближе, партизаны разглядели у дверей несколько фигур и услышали отборную чешскую брань. Последнее и решило дело — иначе бы этих людей перестреляли.
— Погодите! — приказал Василь своим и крикнул в темноту: — Кто там?
— Черт побери, а вы кто?
Задержанных привели к командиру, обыскали. У одного из них вытащили из кармана сигнальный пистолет, еще у одного отобрали ручной фонарик.
— Кто вы? — строго спросил Мурзин.
Выяснилось, что это разведывательная группа, заброшенная из Англии в Бескиды. Радиста они потеряли сразу же, когда выпрыгнули с парашютом. Остальные пятеро поселились в охотничьем домике под Троячкой. Все они были в брюках-гольфах, вельветовых курточках, высоких канадских башмаках и черных беретах, отороченных кожаной полоской, а на беретах виднелся знак республики — скрещенные мечи. Некоторые из них были родом из ближайших к Бескидам мест. Всякую связь с центром они теперь потеряли.
— Так это вы давали вчера самолетам световые сигналы?
— Мы. Но мы ошиблись, это были не наши.
Разозленный Мурзин не верил им.
— Хорошо! Проверим.
Давно кончились в горах теплые деньки с солнечной погодой. Октябрь стоял дождливый и холодный.
Бригада снова собралась на Троячке. Тут соединились отряд Мурзина с отрядом Ушьяка и с группой, которую привел в Моравию Франтик Малек. Сюда же пробрались поодиночке несколько партизан, которым удалось проскользнуть через закрытую границу; прибыли небольшие группы из Котлова и с Танечницы. И все же тут насчитывалась едва ли половина первоначального состава бригады.
Лесники — братья Квасничковы и Зетек — привели бригаду к домику, который оборудовали охотники на склоне Троячки. Там разместился штаб. Возле домика партизаны соорудили из хвои что-то вроде будки, поставили на опушке леса палатки.
