Замелькали штыки, появились саперные лопатки, люди нетерпеливо разгребали глину прямо руками. И вот пограничный столб уже отброшен в сторону.
Дождь прекратился. Рассвело. Туман стелился над краем, сползал в долины, а в горах наступал ясный день. Осеннее утро, сначала серое, постепенно становилось светлым, сияющим; воздух был так прозрачен, что далекие горы казались совсем близкими — рукой подать…
Без единого выстрела спустились партизаны в долину у Подтятого.
Появились разведчики и направились к командиру, потом к нему подошли Мурзин, комиссар и командиры рот.
Разведка принесла недобрые вести. В карловицкой долине — немцы. По дорогам движутся автоколонны, крупные части продвигаются к Яворникам.
— Они готовятся к атаке. Что это — случайность или они поджидают нас? — спросил Мурзин.
Люди молчали.
— Если они поджидают нас, значит, среди нас предатель, — размышлял вслух старшина Мелик.
Все встревоженно поглядели друг на друга.
— Не надо сразу подозревать измену, — попытался успокоить собравшихся Ушьяк. — Приготовиться к бою!
Тактика боя диктовалась условиями местности. Неприятель наступал по дороге, пролегавшей в ложбине, с обеих сторон поросшей лесом. Склоны гор клином сходились к холму, где находилась бригада. Здесь было решено оставить одну группу под командованием Ушьяка. На склоны холма выдвигались две другие группы, чтобы атаковать наступавшего неприятеля с флангов. Слева группой было поручено командовать капитану Мурзину, справа — старшине Мелику.
Весть о наступавшем противнике быстро разнеслась по ротам.
— Лишь бы не пришлось возвращаться, — говорили хмурые партизаны, с беспокойством поглядывая в ту сторону, где совещался штаб.
Наконец вернулись командиры рот.
— Приготовиться к бою!
Защелкали предохранители винтовок и автоматов, громче затрещали замки пулеметов. Штурмовая рота выдвинулась вперед. Радисты Саша и Володя отошли в тыл колонны — радиостанцию нужно было держать в безопасном месте.
Медленно, в боевой готовности продвигалась бригада к Карловичам. Вот уже видна железнодорожная линия, около нее деревянный шлагбаум.
Группа под командованием Мурзина залегла в молодом лесочке, метрах в пятидесяти от дороги. На совещании было решено начать атаку с флангов лишь тогда, когда вступит в бой группа Ушьяка.
Послышалось гудение моторов, и из-за поворота одна за другой стали выезжать немецкие машины. Мурзин в бинокль наблюдал за ними.
У старшины Медика положение было тяжелее. На его направлении неприятель наступал через лес, и Мелику пришлось со своей группой отойти, чтобы избежать окружения.
Самые крупные силы были сосредоточены в центре, там ожидался главный удар неприятеля. Партизаны, укрывшись за деревьями, следили за наступающим противником. Неприятель подошел уже близко, но Ушьяк все не отдавал приказа открыть огонь.
Уже можно было разглядеть лица немцев.
— Ой, ребята, гляньте, какие чучела! — шепнул Граховый.
Немцы вымазали лица зеленой краской, к каскам прикрепили листья и ветки — для маскировки. Зрелище смешное, хотя партизанам и было не до смеху.
Они держали немцев на прицеле и, подпустив их буквально на расстояние тридцати шагов, открыли огонь. Немцы, захваченные врасплох, в смятении бросились обратно, вниз по склону.
Когда в центре партизанских позиций началась стрельба, Мурзин тоже дал приказ открыть огонь. Слова его команды потонули в шуме выстрелов — партизаны стреляли по машинам, проезжавшим внизу по шоссе.
Приказ был выполнен: неприятельские подкрепления были отрезаны от головного отряда, и шоссе в долине целиком простреливалось партизанами.
С противоположного склона тоже донеслись звуки ожесточенного боя.
Командир бригады со своей группой в это время отражал атаку за атакой.
Длгоцецала ранило в бедро, но он не оставил своего места у пулемета.
— Сто болячек на вашу голову! Чтоб вы подохли! — хрипло закричал он, когда немцы снова пошли в атаку.
Это был ад. Пулеметчик Забойник упал на землю, потом с трудом приподнялся на колени, но снова упал вниз лицом и больше не шевелился, Йожка Шухта длинными перебежками приблизился к вражескому пулемету, в правой руке у него была зажата граната. Пулемет застрочил, и Йожка упал и долго не поднимался. Но вдруг он вскочил, швырнул гранату, и пулемет умолк. А у Йожки еще хватило сил дотащить пулемет до своих позиций.
На левом фланге партизаны поднялись в атаку: у поворота на шоссе снова показались немцы. Мурзин бежал вперед, непрерывно рассыпая короткие автоматные очереди. Он даже не заметил, что у него пулей сбило с головы шапку.
Партизаны стремительной лавиной скатились по склону и захватили шоссе. Вася подбежал к брошенному мотоциклу и тут же попытался завести его — парню вспомнилось, как он гонял на мотоцикле, по степи давным-давно, до войны.
— Вася! — крикнул ему Николай Подкова, но это не помогло. Тогда Подкова, прицелившись, выстрелил и пробил бензиновый бак. Вася с сожалением оставил мотоцикл, стиснул в руках автомат и снова бросился в бой.
Партизаны дрались самоотверженно, но на стороне немцев был огромный численный перевес. Они отразили атаку. Группе Мурзина пришлось отойти на гребень холма.
Вдруг прямо над головой партизан засвистели пули. Мурзин не раздумывая бросился на землю. В тот же миг чьи-то руки крепко схватили его. Рядом с Мурзиным оказался немец и тяжело навалился на него. Пальцы, цепко сжимавшие горло Мурзину, были словно из железа. Мурзин попытался было вытащить пистолет, но немец крепко держал его правую руку. Оставалась единственная возможность — нож. Мурзин медленно, сантиметр за сантиметром, стал сгибать ногу, чтобы левой рукой дотянуться до голенища. Наконец в последнюю минуту, уже теряя сознание, Мурзин вытащил нож и всадил в немца.
Группе, которой командовал Мелик, тоже пришлось нелегко.
— Эх, скорей бы уж вечер, — тоскливо произнес Глухань в перерыве между двумя вражескими атаками.
— Всякому дню, даже самому длинному, приходит конец, — успокаивал своих ребят командир.
Это был злосчастный день. Дело приняло скверный оборот. Разведка сообщила, что по шоссе, со стороны Грозенкова и Соланя, подходят новые колонны грузовиков. Немцы, к которым подошло сильное подкрепление, окружили партизан. Мелик несколько часов удерживал оборону, но теперь вынужден был отступить к центру, как и Мурзин. Мелик и Мурзин оттянули свои группы к позициям, которые занимал Ушьяк, и под вечер линия обороны партизан выровнялась. Враг тоже занял оборонительную позицию, не решаясь продолжать наступление.
В лагере партизан, за домом лесника, лежала туша коровы, которую зарезали еще утром, стояли полные корыта начищенной картошки. Повара возвратились из боя.
— Ну что — варить или не варить? — спросил Костя.
— Варить, — решительно ответил Вавржик, который во время боя держался поближе к кухне.
— Надо было бы коров отвести за Яворники.
— Зачем? Вон на той вершине, у триангуляционной вышки, наш дозор, нам подадут знак, если немцы пойдут вперед, — заверил всех Вавржик.
И вдруг именно с этой вершины застрочил пулемет. Лагерь был виден немцам как на ладони, пулеметчик пристрелялся и осыпал партизан свинцовым дождем. Повара и их помощники прижались к земле, спрятались за дом и попытались пробежать через вырубку, чтобы скрыться в густых зарослях.
На флангах вновь поднялись волной серо-зеленые цепи немцев. Используя свое численное
