— Так что же вы, собственно, делаете и зачем? — спросил Василь Веселый, сидя верхом на мешке с мукой прямо против Борека.
Ребята говорить не хотели, пришлось на них нажать. Один из них тогда рассказал все.
Это была настоящая банда. Четверо из них еще перед войной были приговорены судом для несовершеннолетних к тюремному заключению. В тюрьме Борек организовал побег. Ножкой от железной койки они убили надзирателя, и им удалось бежать. Пятого — тощего парнишку с насмешливыми глазами — они подобрали в лесу. У него не было родных, вырос он в детском доме; после прихода немцев его послали на принудительные работы в остравскую шахту, но он бежал оттуда.
— И что же вы делали?
— Делали что хотели.
Они обкрадывали табачные лавки. На их счету имелось уже несколько невинных жертв. Однажды они ограбили трактир и напились до бесчувствия. В пьяном виде их схватили жандармы, но почему-то отпустили.
— Вы просто уголовники! — крикнул Большой Пепа. — Какие вы партизаны?!
Василь Веселый сделал ему знак, чтобы успокоился, и спросил:
— Немцам вы вредили?
— Нам все равно — берем у любого, — ответил Борек.
— Сволочи вы — вот кто! — зло сказал Василь Голубоглазый.
— Это неправда! — вырвалось у тощего насмешливого парнишки.
Василь Веселый внимательно взглянул на него.
— Что неправда?
— Я не сволочь! — торопливо заговорил парнишка. — Они заставили меня идти с ними. А что мне оставалось делать? Они убили бы меня — им ведь все равно. Револьвера мне не дали, а посылали меня все время первым.
Этот парнишка заинтересовал партизан, и они перестали обращать внимание на Борека. Воспользовавшись этим, тот подскочил к скамье и схватил автомат Николая. Он успел дать короткую очередь — и тут же заговорил автомат Василя.
Худенький парнишка лежал на полу, из горла его била струйка крови. Тело Борека свисало со скамьи. Голубоглазый почти рассек его автоматной очередью, стреляя с такого близкого расстояния.
— Я хотел быть… настоящим партизаном, — хрипел худенький парнишка. — Я к вам хотел…
Он потерял сознание.
Василь Веселый поручил Каменчаку позаботиться о парнишке, но было уже поздно. Парнишка быстро скончался.
За деревней партизаны расстреляли троих остальных. Их трупы остались лежать у дороги для всеобщего обозрения, а к телеграфному столбу был прикреплен бумажный листок, на котором Густлик аккуратно, печатными буквами, написал: «Так мы наказываем бандитов, Жижка».
К вечеру со стороны плато Смрек послышалась стрельба. Слышал ее и Ушьяк. Он сидел на крытой веранде охотничьего домика, в котором размещался штаб, и разговаривал с учителем Людвиком Билым о воспитательной работе в бригаде. Когда загрохала стрельба, Ушьяк насторожился и внимательно прислушался. Но потом все же продолжал начатый разговор. Он знал, что партизанский лагерь хорошо охраняется со всех сторон и разведка тотчас бы донесла, если бы появилась какая-нибудь опасность.
Заготовительные отряды и ударная рота Козы находились в этот день далеко от лагеря, и на Троячке оставалось всего человек восемьдесят. Радисты выстукивали монотонные позывные оперативной базы. Караульные расхаживали по заболоченной земле вокруг остатков костров, погашенных с наступлением сумерек, но до сих пор еще слегка дымившихся. На лагерь опустился тихий осенний вечер.
Вдруг однообразное постукивание радиста сменилось неправильным ритмом знаков. Радиостанция установила связь с командованием фронта. Через-несколько минут радисты прибежали к домику и вместе с командиром Ушьяком вошли внутрь. По лагерю разнеслась радостная весть: Красная Армия приближается к Кракову, бригада завтра вечером получит оружие. Усталость и сон как рукой сняло. Еще один только день продержаться — и бригада будет вооружена!
В начале ночи оживилась деятельность связных. Прибывали люди с выдвинутых далеко вперед сторожевых постов, приходили дозорные с сообщениями о передвижении немцев. Ушьяк и Мурзин допоздна совещались с командирами.
К утру была объявлена тревога. В лагерь примчались дозорные и сообщили о приближении по всей округе крупных немецких частей. Немцы двигались уверенно. Плотным кольцом окружали они Троячку.
Бригада расположилась на восточном склоне горы. Охотничий домик стоял на небольшой вырубке, окруженной густым лесом, а с запада защищенной крутым откосом. С северной стороны она заканчивалась глубоким обрывом, с южной стороны был такой же обрыв и труднопроходимые заросли. Нападение на лагерь возможно было только между откосом и обрывами, а на востоке — со стороны плавно поднимающегося леса и лесной дороги.
У неприятеля был явный перевес в численности. Бригада после недавних боев очень поредела, люди устали; кроме того, недоставало роты Козы, которая до сих пор еще не возвратилась из своего рейда. К тому же партизаны были плохо вооружены — лишь шестьдесят человек имели оружие. Поэтому командиры приняли решение — отходить поротно, тремя колоннами в единственно свободном направлении — к вершине Троячки. Только Длгоцецал задержался.
Партизанские части отходили по козьей тропе среди молодой лесной просеки. В сером предутреннем свете на вырубке показались первые немцы. Длгоцецал выпустил по ним длинную, на весь диск, очередь из автомата. И сразу же бросил гранату. В считанные секунды он сменил диск и тут же дал еще очередь по врагу. У немцев создалось впечатление, что против них действует целый взвод. Так Длгоцецал выиграл для отхода своей части целые четверть часа, а после этого отошел сам.
Вершину заняли с северо-восточной и северной сторон штабная рота и разведка под командованием начальника штаба майора Мурзина. Западную, южную и восточную часть высоты прикрывал Ушьяк с первой, второй и третьей ротами. Молодой лесок у самой вершины и крутые, хорошо обозримые склоны способствовали обороне.
Уже совсем рассвело, но утро было ненастное. На горы опустилась густая мгла. Вершина Троячки возвышалась над молочно-мглистым морем. Партизаны залегли, изготовясь к бою, и смотрели на другой островок, возвышающийся над туманной гладью. Это была гора Лыса, ее озарило солнце, и она засверкала золотом.
— Это хорошо, — сказал Пепек Маленький. — В тумане немцы нас снизу не увидят.
— Так ли уж хорошо? — усомнился Венца-Стражник. — Мы ведь тоже не видим их и не знаем, что они готовят нам.
Несколько часов было спокойно. Ни малейшего движения.
Вдруг в одном месте над морем тумана начал подниматься дымок. В том же направлении раздались взрывы гранат.
— Горит штаб!
— Слышно, как трещат бревна сруба, — сказал Венца-Стражник. Он приподнялся на локтях и принюхивался к дыму, нечеткими струями расплывающемуся над туманом.
И снова продолжительное время тишина и покой. Казалось, что немцы ждут наступления темноты, чтобы пойти на штурм.
В конце короткого осеннего дня снизу вдруг послышалась частая стрельба из автоматов. Стреляли явно у подошвы Троячки, за линией наступавших немцев. Это мог быть не кто иной, как Коза со своей ударной ротой. Возвращаясь в штаб, он наткнулся на врага.
— Черт побери, молодчага наш Коза! — довольно воскликнул Гонза-Чертыхальщик.
— Жарко им сейчас приходится, — сказал Эвьяк.
Напряженно вслушиваясь, все следили за ходом боя.
Немцы оказались здесь не готовы к отпору и вынуждены были оттянуть свои силы, стоявшие неподалеку от вершины.
Командиры рот тихо передавали приказ:
