Как бы там ни было, но перед рассветом я их вывел на большак. Впереди была какая-то деревня, очевидно, последняя перед Тирасполем. В хатках уже светились огни, что называется, 'на досвитки'. Мы теряли последние силы и буквально замерзали. Я решил, что бы с нами ни случилось, зайти в эти хатки, так тепло зовущие огоньками. Была не была.
Зашли, и очень хорошо. Никто нас не тронул. Было тепло; пили чай и подремывали до рассвета. Хозяева спрашивали, кто мы такие. Публика усиленно называла друг друга 'товарищи', что было нелепо. Ибо мужики вовсе не такие глупые, как иногда кажутся...
Наступил рассвет. Я считал свою миссию оконченной.
- Господа, вот Тирасполь. Задачу, вами мне поставленную, я выполнил... С этой минуты снимаю с себя бразды правления и советую следующее. Разбиться на мелкие группы и в таком 'строю' идти к Котовскому сдаваться, кто хочет. Прошу также от меня держаться подальше, ибо у меня с большевиками счеты особые; я могу совершенно без нужды отягчить чью-нибудь участь...
Так и сделали.
У Котовского
Мы шли вчетвером-поручик Л., мой податной инспектор, Ляля и я. Шли по дороге, залитой солнцем. Даже нельзя себе представить, что было так невыносимо холодно ночью.
Вот идет какая-то конная часть. Очевидно, эскадрон дивизии Котовского. Очень приличный внешний вид. Хорошие лошади, седла, амуниция - все в порядке. Если бы они носили погоны, это напоминало бы старую русскую армию.
Мы бредем по дороге вдоль плетней.
- Вы кто такие?
Это спрашивает офицер - не офицер, ну, словом то, что у них заменяет офицера, - 'товарищ командир'.
- Мы ... мы пленные...
Это тут так принято отвечать. Не в первый раз нас уже спрашивают. Эта дорога в Тирасполь очень напоминает мне что-то такое. Где это было? Да, это было в Галиции, когда мы брали в плен австрийцев. Они вот так шли по дорогам, от одного этапного коменданта к другому. Никто их не трогал, шли себе. Так и мы идем. И много таких же стаек, как наша.
- Так вы пленные... полковника Стесселя?
- Да.
- Ну, так вам в коменданту... В Тирасполь - прямо...
Вошли в предместье города.
- Товарищи, будем меняться.
Это он ко мне обращался. В ворогах стоял мальчишка-красноармеец.
- Что менять?
- Вот папаху менять...
Я стараюсь сообразить, что может из этого выйти. Пожалуй, моя офицерская папаха действительно мне сейчас 'без надобности'.
И в то же мгновение мелькнула мысль, вернее план, - переодеться этим способом. Мальчишка как бы понял мои мысли. Он сказал:
- Вам, товарищ, в вашем положении лучше меняться.
Я согласился и выменял папаху. То, что он мне дал, было нечто сногсшибательное: какая-то собачья шапка какой-то дикой формы. Моя внешность в 'товарищеском' смысле от этого сразу выиграла.
Мы пошли дальше. Теперь я уже сам осматривал, нельзя ли выменять и бекешу на какое-нибудь штатское пальто. Одновременно я стал соображать, что все же тут не обойдется без какого-нибудь обыска. Во всех воротах стояли 'товарищи', и в воздухе пахло заставой. Мой податной инспектор был в штатском пальтишке. Я решил, чтобы он отделился от нас и шел вперед самостоятельно, взяв с собой все деньги. Его пропустят.
Это было сделано вовремя. Действительно, к нам подошел патруль или что-то в этом роде. Во главе был молодой офицер - не офицер, словом, человек весь в кожаном. Но лицо у него было симпатичное. Я почувствовал, что надо взять инициативу, и предупредил его вопрос.
- Товарищ, не хотите ли меняться на мою бекешу? Бекеша была у меня очень недурна. Он окинул меня взглядом и ответил:
- А вам, наверное, надо штатское пальто... У меня есть, вам подойдет ... черное ... Идите со мной.
Мы пошли по улицам. День был теплый, и солнце ласково грело. Не помню, как начался разговор. Он сказал:
- Как мы все довольны, что товарищ Котовский прекратил это безобразие ...
- Какое безобразие? Расстрелы?
- Да... Мы все этому рады. В бою, это дело Другое. Вот мы несколько дней назад с вами дрались... еще вы адъютанта Котовского убили ... Ну бой, так бой. Ну кончили, а расстреливать пленных - это безобразие ...
- Котовский хороший человек?
- Очень хороший... И он строго-настрого приказал... И грабить не разрешает ... Меняться - это можно... У меня хорошее пальто, приличное.
Не знаю, почему, разговор скользнул на Петлюру. Он был очень против него восстановлен.
- Отчего вы так против Петлюры?
- Да ведь он самостийник.
- А вы?
- Мы ... мы за 'Единую Неделимую'.
Я должен сказать, что у меня, выражаясь деликатно, глаза полезли на лоб. Три дня тому назад я с двумя сыновьями с правой и левой руки, с друзьями и родственниками, скифски - эпически дрался за 'Единую Неделимую' именно с этой дивизией Котовского. И вот, оказывается, произошло легкое недоразумение: они тоже за 'Единую Неделимую'.
Мы подходим к караулке. Тут он, правда, пониженным голосом, стал чистить коммунистов. К этому уже я был несколько подготовлен: я вспомнил тех двух делегатов Котовского на берегу Днестра:
- Сволочь коммунисты...
Этот говорил в том же роде. Я посмотрел на него сбоку 'не наш ли ты?'. Нет, он не был офицер. Это красный командир большевистской формации.
Мы вошли в караулку. Как я и предвидел, без обыска не обошлось. Наступила решающая минута, когда депо дошло до паспортов. У меня их была целая куча. Я решил пойти напрямик. Я сказал ему:
- Товарищ, я скрываться не буду. Вот мой настоящий паспорт... А это подложные ... А это совсем мне не нужный ... случайный ... а вот эти - женские паспорта. Их мне надо отдать... Так вы этот заберите, ненужный, а остальные мне отдайте ...
Я внимательно смотрел ему в лицо, когда он просматривал мой настоящий паспорт.
- Василий Витальевич Шульгин...
Нет, он, по-видимому, не знал, ничего не слыхал обо мне. Проехало...
Он сделал так, как я ему говорил. Взял паспорт, который я объявил ненужным, а остальные отдал мне. Вещей у меня собственно никаких не было. Несколько фотографий. Впрочем, туг была одна маленькая подробность, которую, я не знаю, стоит ли рассказать. У меня в круглой коробке от лепешек Вальда была целая коллекция иконок, подаренных мне в разное время. Он спросил:
- Можно взять одну на память?
- Возьмите.
