переменился, горизонт очистился и на нем нарисовался силуэт британского крейсера. «Чкалов» оказался в западне. Быстро выйти из бухты он не мог, да и фарватеры здесь не простые, англичанин же был хозяином положения. Он мог беспрепятственно удаляться на любое недосягаемое расстояние, «Чкалов» же был скован в маневре.
Положение, что и говорить, двусмысленное. Оба крейсера находятся в чужих территориальных водах. Оба находятся здесь незаконно.
Офицеры «Чкалова» — люди по большей части прошедшие войну и хорошо помнившие, кто в этой войне был враг, а кто союзник, были в недоумении от того, что они выступали теперь против британцев, а немцы вроде бы как стали «своими», а в переговорах посредником выступал вообще болгарин… Немцы не торопились начать подъемные работы. Лучше, чтобы ящики оставались на месте, чем засветить их перед англичанами. Русские хорошо подготовились к транспортировке. Для этой цели еще в Ленинграде был оборудован специальный трюм с защитой из свинцовых плит — на всякий случай!
Около 14:00 на «Чкалов» прибыл лейтенант-коммандер Дональд Уэйн с ультиматумом. Британцы нервничали и невольно дали понять, что что-то знают о миссии «Чкалова». Они требовали немедленно прекратить все работы и следовать указаниям их, британцев, как гарантов стабильности в этом регионе.
Русский командир крейсера отвечал в том смысле, что этот регион не страдает никакой «нестабильностью», а посему обеспечивать стабильность в нем должно правительство Аргентины, а вы, господин Уэйн, не находитесь на службе у господина Перона.
— Так вы отказываетесь подчиниться? — недоумевал Уэйн.
— Мы готовы подчиняться только тем, кому следует подчиняться, а пока что вы здесь находитесь по крайней мере ровно так же незаконно, как и мы, стало быть, не вам требовать повиновения.
Это было таким вопиющим хамством со стороны вассала, что Уэйн не нашелся что ответить. Практически ему только что дали понять, что это не его дело! Чтобы англичанину в лицо сказали такое?! Неслыханная дерзость! Уэйн отбыл на свой корабль несолоно хлебавши, но выигранное время дало возможность оповестить «Высокий», он находился в сутках хода от этих мест. Два корабля — не один корабль. И даже еще 3 130-мм Б-13[47] — это еще 3 орудия к нашим 12. Но и англичане вызвали подкрепление.
«Чкалов» попытался действовать нахрапом: просто покинул залив и направился в открытое море. «Уэймут» преградил ему путь. «Чкалов» был готов идти на таран. «Уэймут» был готов открыть огонь. После коротких переговоров по радио оба корабля еще потратили некоторое время на взаимные визиты парламентеров. Русский капитан заявил, что сам он открывать огня не намерен, но если будет допущен хоть намек на какую-то провокацию — он немедленно отвечает, и отвечает адекватно.
Так закончился первый этап противостояния. Каждый из кораблей запросил инструкции. Ленинград в отличие от обычных сопливых «не поддаваться ни на какие провокации» отбил: «Используйте все средства, какие у вас есть!» На такое даже сам командир «Чкалова» не рассчитывал. «Война? Опять?» Но приказ есть приказ. Будем мочить, как делали это наши деды при Гангуте и Синопе. Только вот уж что-то очень далековато от Кронштадта и Севастополя.
Но форсить и держать марку это одно, а на «Чкалове» полно новобранцев, и стрельбы у них не самое сильное место. Немцы пообещали, если что, помочь укомплектовать расчеты опытными артиллеристами. Так прошли еще полсуток. «Высокий» уже был на устойчивом приеме. У него 2 четырехствольных торпедных аппарата. Англичане не предпринимали никаких действий еще почти сутки.
Противник тянет резину, а значит, сам не готов. Долгие переговоры — это удел слабых. Сильные в них не нуждаются — они просто приходят и берут, что им надо.
К 14:00 следующего дня с «Чкалова» заметили одинокий катер аргентинских пограничников, следовавший в Ушуайю. Вопреки ожиданиям он никак не отреагировал на корабли-нарушители.
Спустя 35 минут с «Уэймута» были выпущены первые снаряды. Это был предупредительный выстрел. Залп лег с недолетом. Это было давление на психику. В ответ «Чкалов» ответил всеми 12 стволами. Тоже с недолетом, но ответ был более чем красноречив. Будем драться. Насмерть! Никогда в истории морских сражений русские и британцы не сходились друг против друга. Англия предпочитала действовать чужими руками. Но то, что русские, если их загнать в угол, способны действовать, как маньяки, Холлбрук был хорошо осведомлен. В его планы это никак не входило. Хотя калибры у русских меньше, но скорострельность выше, командир демонстрирует решительность и, значит, как минимум тяжело повредить «Уэймут» они в состоянии. Буксировать его отсюда — то еще удовольствие.
Патовая ситуация продолжилась.
Но время работало на англичан. Из Порта-Стенли ходу двое суток. Можно рассчитывать на помощь эскадры. У русских же поблизости только «Высокий».
Ночью Карлевитц, тайком от «болгарина», начал работы по подъему ящиков — их доставляли на берег и увозили на грузовике в неизвестном направлении. Грузовик не включал фар, так, чтобы его было невозможно засечь с воды. Люди Карлевитца работали четко. Ящики поднимали из отсеков, грузили в рыболовную сеть и ботиком транспортировали к берегу. В место, куда мог подъехать грузовик. Пришлось сделать несколько ходок. Пока русские с британцами разбираются — груз нужно спрятать.
Оставлять его под водой больше не безопасно.
— Вы — счастливчик, герр Кальвадес, — улыбаясь заявил Густаво. — Вы пользуетесь успехом у женщин. Те, кто хорошо знаком с фрау Солер, считают ее первостатейной стервой, а у вас так быстро получилось с ней поладить. Вы знаете какой-то секрет?
— Видите ли, Густаво, — отвечал после небольшой паузы Ройтер, уж какова Анна в жизни, ему рассказывать не надо, — мне кажется, все это пустое. Успех у женщин… Не понимаю что это. Либо вы встречаетесь взглядом, и вы уже все знаете, что произойдет и как, и тогда это происходит помимо вашей воли. Просто происходит. Делаете вы что-то для этого или нет, либо не происходит уже никогда…
— То есть вы не верите в долгие осады?
— Мне не нравится военная терминология, любовь — это не война. На войне есть победители и побежденные, а кто победитель на этом поле боя? Если уж пытаться как-то сравнивать, то скорее любовь — это минное поле, — он чуть было не сказал «минная банка», но удержался. — Идешь, и вдруг «бах!». Мина никогда не взрывается дважды. И никто не знает, кому она предназначена.
— Может быть, оно и так… Но эта мина — золотая, уверяю вас. Так что вы и вправду везунчик — знаете даже, на какой мине подорваться.
— Как дела у Хайди? — Ройтеру не нравились эти разговоры, и он попытался изменить тему. — Как успехи в Университете?
— Я рад, что она уехала, — задумчиво протянул Густаво. — Я понимаю, большой город, соблазны и все такое, но лучше ей быть там, чем здесь. Мне кажется, в ближайшее время в этих краях будет очень неспокойно.
— Что вы имеете в виду? Бандитов?
Густаво кивнул.
— И их тоже…
Если в округе и были какие-то бандиты, то уже давно зарыты где-нибудь подальше в степи и завалены камнями.
А ведь не так уж и плохо все складывается. Не этого ли ты хотел, все спокойно и просто. Вы вместе. Бизнес развивается, деньги делают деньги, на спокойную жизнь добропорядочного бюргера вам с Анной хватит, а потом наступит момент, когда ты спокойно себе умрешь на белых простынях в спальне какой- нибудь виллы в Барилоче или на побережье. Ты все имеешь, чего хотел. Разве нет? Ты шел во флот, чтобы показать ей, на что ты способен. Ты был хорошим моряком, хорошим командиром, не пора ли тебе, дорогой, в отставку? Такие вопросы себе задавал Ройтер и понимал, что ответ на них у него уже есть. Он не тот Ройтер, что был 10 лет назад, когда он отвечал лишь за себя и больше ни за кого. Он не на службе у фюрера, где можно просто так вот взять и сказать «до свидания!» — будьте добры мне пенсию. Нет, те люди, которые ему поверили, которые шли за ним, рискуя жизнью и безгранично веря ему, шли за ним еще и потому, что были убеждены — пока он жив, он их не предаст, пока он жив — каждый из них будет иметь миску супа и медицинскую помощь, погибших похоронят с почестями, для раненых найдутся врачи и
