— Не надо. И так страшно. Я в полнолуние обычно уснуть не могу. До утра читаю на кухне.
— Почему?
— Только закрою глаза, сразу кошмар какой-нибудь чудовищный. Правда.
— Хочешь составлю компанию? Потусуюсь рядом…
— О, нет, только не это! Надеюсь, шутишь?
— Если мужчина пристает, его обзывают нахалом. Если не пристает — импотентом.
— Сам дурак, и шутки дурацкие.
— Правда?
Они препирались, а в окно подсматривала медсестра. Жевала бутерброд, сосредоточенно работая челюстями. И думала: напьется муж или нет? И если напьется, то до какой стадии. Ляжет спать, или на подвиги его потянет. Везет же некоторым. Ни фигуры, ни рожи. А парня с дорогой машиной подцепила. И что он нашел в этой дохлятине?
Под утро ей приснился кошмар. Огромная безглазая морда полу мурены, полу крокодила пыталась ее проглотить. Острые тонкие иглы зубов впились, промахнувшись, в простыню, на мгновение застряли в диване. Арина спрыгнула с постели, метнула в чудовище подушку, бросилась опрометью прочь. Зубы раскрошили дверь, которую девушка успела запереть. Босиком, не одеваясь, Арина вылетела в подъезд. Неуклюжее, но целеустремленное страшилище поспешило следом. Его серое, пятнистое тело топало сотней кривых чешуйчатых лап. Опущенная слепая морда вынюхивала следы. Арина выбежала во двор — совершенно пустой и молчаливый, дальше на улицу. Снег таял под ногами. На пустом перекрестке мигали светофоры. Ни души кругом. Раннее утро. Отвратительная многоножка не останавливалась. Арина кричала, и никто ее не слышал, тварь приближалась с решительностью смертельно голодного людоеда. Арина споткнулась, упала и кошмарное создание настигло жертву. Она вытянула руки перед собой и увидела окровавленные обрубки, вместо кистей. Монстр распахнул пасть…
Арина проснулась от собственного отчаянного вопля. Села рывком, с сердцем бьющимся где-то чуть не в горле, оглянулась — привычная обстановка комнаты казалась частью страшного сна. Предметы ожили и норовят напасть, просто замерли на местах, на мгновение, чтобы не спугнуть добычу. Арина вытерла мокрый лоб, и смутно поняла, что он горячий.
— Температура?
Она не кашляла накануне, не чувствовала себя больной. Не шмыгала носом. И, вдруг, жар?
— Я схожу с ума.
Но градусник подтвердил наличие высокой температуры. А головная боль, ломота, тошнота и заложенное горло не замедлили присоединиться. Целую неделю пришлось провести в постели. Один раз ее навестил Димочка, присланный Виктором Ивановичем, привез продукты, съездил в аптеку за лекарством, рассказал коротко пару свежих сплетен о фирме. И был таков. Виноградова звонила через день, расспрашивала, передавала советы мужа, хвалилась поведением Кузнецова младшего. Судя по всему, такой сметливый и добродушный младенец появился на белом свете первый раз. Чуть живая Родионова вникала в подробности с трудом. Ее постоянно клонило не в сон, даже, дурную дрему. Сил едва хватало доползти по стеночке до туалета, да согреть чайник кипятку. Теплое питье было главным пунктом советов супруга лучшей подруги. Арина, как послушная девочка, старательно лечилась. И думала, думала, думала…
Старая рана почти перестала саднить. Обещал же ей царь Соломон (правда устами Василия) что все пройдет. Все. И ЭТО тоже. Вот и наступило долгожданное чувство освобождения. Или почти наступило, если уж быть совсем честной. А какой прок врать себе? Мысли о Федоре посветлели, порой Арине удавалось порыться в воспоминаниях, не заливаясь слезами. Короткое пересечение их судеб. Вспышка. Трагедия. Занавес. Что ж, можно считать ей повезло. Она встретила героя и понравилась ему, а то, что по воле коварного автора сценария, история окрасилась в цвета крови и смерти: всего лишь детали. Любовь была в ее жизни. Пусть мгновенно отобранная, пусть глупая — была. Никогда, зачитываясь книгами — бедная трущобная дурнушка не верила всерьез, что услышит что-то подобное. Мечтала, конечно, о прекрасном принце. До восемнадцати лет, до того самого, отравившего ее душу дня. Берегла честь смолоду. Тешилась иллюзиями. Идиотка. Потом вкалывала бессмысленно, вкалывала, везла свой воз без особых жалоб и нытья. И вдруг все же получила подарок. Чувство. И мужчину, при одном воспоминании о котором, пересыхали губы, и начинало колотиться сердце. Бардак. Полный бардак. В мозгах. От простуды что ли? К чему самокопание? Лишняя боль и никакой пользы. Классики навешали лапши на неокрепшие ушки? И родные Куприн, Чехов, Бунин… И забугорные… Арина, как многие интеллигентные россиянки, перечитала и романтичную Саган, и гораздо более реалистичного Моэма. И находила особенную прелесть в обоих. При чем тут великие французы? Жизнь совсем не роман. От подобной сентенции и стошнить может. Жизнь совсем не поэма. И любовь в ней должна занимать скромное место в углу, на коврике. Баста. Надо жить. Клуб строить. Барахтаться в горшке молока, как порядочная лягуха. А не тонуть. Поболела и хватит. Господи. Совершенно забыла про Басмача. Ну, напрочь. Только маразмов и склероза не хватает, на нервной почве. Кретинка. Встала и пошла звонить Васе. Выяснять, жив ли дед. И если жив, то что нужно. Василий ее крепко и зло выругал. Нечего мол из себя святую строить. Еще она полудохлая с банками и пакетами не моталась по сквознякам.
— Кормим мы твоего деда. Не дрейфь. Поправишься, будем вместе думать, куда его девать. Отличный дед. Героический.
Так что визит в больницу, после короткой борьбы с собственной идиотской совестью, Арина отложила до субботы. Твердо решив появиться завтра на работе. А вечером немножко полежать. Пятницы она всегда любила. Как никак законные последние дни надоевшей рабочей недели. Когда это было? Вечность назад. А сейчас? Раз встала — можно и покрутиться по дому. Слегка. Подмела в комнатах. Пылесоса у Арины никогда не было. Вытерла пыль. Выпила красного чая. Опять позвонила Кузнецовым — поблагодарить. На сей раз десяток нелестных слов выпалила сама молодая мама. Закомплексовавшая Арина откланялась.
Как и было задумано, в пятницу Арина появилась на работе. Дружелюбно поздоровалась, выгнала из своего закутка любезничающую парочку. Распустила надоевший хвост, перебрала бумаги, переговорила с шефом. Потом влезла в Сеть, вошла на страничку расхваленного Светкой дизайнера. Вначале решила — неплохо. Потом — отлично. Притащила Виктора Ивановича.
— Нравится?
— Что это?
— Эскиз фойе.
— Нашего клуба?
— Нет. Другого.
— Ужас.
— Нет, просто не привычно. А вот это.
— Ну, еще куда ни шло.
— Заказчики остановились на этом варианте. Я была в интернет-кафе, видела. У них кишка тонка оказалась. Выбрали ни то ни се.
— Я бы тоже выбрал это.
— Зря. А как вам такой потолок?
— Интересно.
— Вы не безнадежны, Виктор Иванович. Природный вкус, подпорченный окружающей действительностью, у вас имеет место быть.
— По носу получишь.
— Ой.
— Шучу.
— А такие стойки как?
— Класс. Ты говоришь местный парень?
— Да. Андрей Богатырев.
— Веди к нам. Пообщаемся. Может, правда, ему закажем дизайн.
— Он предупредил, что за копейки не работает.
Виктор Иванович поправил очки характерным жестом, означавшим легкое раздражение.
