ужаснулась. Потом из чувства протеста — ну и фиг, что помятая опухшая мордочка! Нарочно сморщилась. Пусть испугается и бежит отсюда без оглядки.
— Доброе утро, Рина. Ты плохо спала.
— Я плохо сплю последние двадцать восемь лет. Доброе утро, Федор. Доброе утро, Анна Ивановна.
— Сова.
— От жаворонка слышу.
— Я птица редкая и загадочная. Люблю засыпать, как сова, а просыпаться в пять, пол шестого.
— Мы с вами удивительно дополняем друг друга, Сэр. Я обожаю укладываться в десять, и вставать после одиннадцати.
— Доброе утро, молодежь.
Вмешалась в их перепалку соседка.
— Чай хотите?
— А какой?
Громко спросили странные гибриды совы и жаворонка. Одновременно и не сговариваясь.
— А хрен его знает.
Ответила соседка.
— Спасибо, не надо. Можем вас красным угостить.
— Это что еще за дрянь?
Федор налил в большую литровую кружку горячей воды, взял таз. Помогая Арине умываться, подавал зубную пасту, щетку, а потом еще и специальный эликсир.
— Попробуй, отличная штука.
Попутно он прочел вслух целую лекцию о чае. Сорта, разновидности, способы заварки и употребления. Анна Ивановна слушала его, преисполнившись почтительного внимания.
— Такой молодой и столько знаете.
— Пятый десяток уже разменял. Просто выгляжу так.
— Не может быть!
— Сорок три должно стукнуть.
— Не может быть!
— Увы.
Арина прервала их увлекательный диалог.
— Позови, пожалуйста, санитарку.
— В последний раз. Пора меня не стесняться. А то не видать тебе сюрприза.
Федор привык, что женщины выпрашивают подарки. И ждут их с нетерпением, но по лицу Арины понял — она забыла. Не притворяется, а именно — не помнит. Что бы это значило? Память плохая у девушки?
Какой еще сюрприз? Вяло подумала Арина. Вчерашний день воистину был полон драгоценных мгновений. Она решила, что позднее будет перебирать в памяти каждый поцелуй, ласковый жест, взгляд. И курить опиум воспоминаний.
Федор вышел несколько озадаченный. Позвал, как было велено, санитарку, поздоровался с медсестрами. Обаял их несколькими правильно поданными комплиментами. Перехватил дежурного врача. Попросил присутствовать на перевязке.
— Меня, человека непривычного, картина ужаснула. Я бы хотел услышать мнение специалиста.
— Завтра будет ваш палатный, спросите у него.
Федор навскидку оценил, к какому психологическому типу относится коренастый толстогубый человек. И ВЫСТРОИЛ короткую беседу по всем правилам науки общения. Задал несколько расслабляющих вопросов, получил на них ответ — «да». Четко скопировал позу и темп речи врача. Втерся в доверие. Расположил к себе.
— Конечно. Ум хорошо, а два лучше. Я подойду через часок. Как вас звать?
— Федор. Спасибо, Иван Сергеевич.
— Не за что.
Отпустив довольного собой хирурга, пребывающего после этой беседы в прекрасном расположении духа, Федор вернулся в палату. Уверенный, что его ждут — не дождутся. Арина лежала, закрыв глаза, слушала Тину Тернер и улыбалась. Цвет лица был менее серым, губы ярче. Собралась идти на поправку?
— Малышка, хочешь сюрприз?
— Смотря какой.
— Вот осторожная девочка.
— Нормальная перестраховщица.
Федор смотрел на ее вздрагивающие ресницы, на тени под глазами и синеву у висков. Досталось, крошке.
— Федор.
Глаза распахнулись, потемневшие, блестящие.
— Я боюсь.
— Чего?
— Что проснусь, а тебя не будет. Не в смысле рядом, это я переживу. А… вообще. Понимаешь?
Он хорошо знал женщин. Иногда увлекался. Дважды любил, или верил, что любил. Но ничто и никогда не могло заставить его отступить от невидимой линии — курса, который он выбирал. Много раз он убеждался в своей правоте. Безопасно и умно — НИКОГДА НЕ ПРИВЯЗЫВАТЬСЯ. Федор видел разбитые по глупости судьбы. И предпочитал учиться на чужих ошибках. Ему не доводилось обжигаться. Здоровый цинизм был его религией. Но голос Арины будил в нем маленького мальчика, который верил в чудеса и умел быть счастливым вопреки всему, без расчета, просто так.
— Рина, можешь меня потрогать.
Он постарался свести все к шутке. Демонстративно полез в карман.
— Закрой глаза.
— Ты купил перстенек. С блестящим камушком.
В ее голосе была бесконечная тоска пророчицы, которая предвидит крушение мира. Она даже не спрашивала. Констатировала.
— Да.
Подтвердил он, чувствуя себя идиотом.
— Ты. Ты рядом. Я еще до конца не поверила в ЭТО! Зачем мне какое-то колечко?
— Женщин надо баловать. Я хотел тебя обрадовать.
Федор почти оправдывался. Красная коробочка в форме сердечка стала весить целую тонну.
— Я не хочу подарков.
— Малышка, ты меня обижаешь. Я старался тебе угодить.
— Извини. Извини, это… нервы.
— Давай примерим.
Прохладный тонкий ободок с маленьким изумрудом скользнул на палец.
— Велико.
Сказала Арина без всякого сожаления. И добавила.
— Не обижайся на меня. Видишь — не держится.
Легко взмахнула ладонью, колечко слетело на одеяло. Федор подобрал его, вернул в коробочку.
— За мое испорченное настроение ответишь по всей строгости.
Она не поддержала шутки. Прижалась лбом к его плечу и замерла ненадолго.
— Родионова. Перевязываться будем!
Вошла медсестра. С подносом, закрытым салфеткой невнятного цвета. Федор встал и пояснил.
— Только позовем Ивана Сергеевича. Он обещал присутствовать.
Медсестра с удивлением переспросила.
— Иван Сергеевич?
