приведен к Ванни. Запуганный угрозами судей, поверив обещанию, что наградой за чистосердечное признание будет прощение, он во всем признался и назвал имена своих друзей. Без всякой очной ставки с ними Фалько был сослан пожизненно на остров Тремити, тогда как против остальных Ванни начал процесс. Пятьдесят из них были осуждены, десять оправданы, тринадцать подверглись слабому наказанию, двадцать сосланы, трое осуждены на галеры, трое приговорены к смертной казни: Винченцо Виталиано — двадцати одного года, Эммануэле де Део — двадцати, Винченцо Гальяани — девятнадцати лет. По свидетельству учителей, это были талантливые юноши, единственная надежда родителей, любимцы товарищей. Они мужественно противостояли всем попыткам вырвать у них имена «прочих сообщников» и сложили головы на эшафоте, который был воздвигнут по приказанию Ванни, боявшегося народного возмущения, под пушками городской крепости.
В тот же день Доменико Чирилло отказался от своей должности лейб-медика при Марии-Каролине…
Отчаяние овладело знатью, горожанами, всем обществом. Из уст в уста передавали изречение Ванни, что страна переполнена тайными республиканцами и что к суду надо притянуть еще не менее двадцати тысяч. Говорили о восьмистах тринадцати процессах, которые предстояли еще по обвинению в государственной измене. Когда же Ванни не остановился перед сливками аристократии, перед старейшей знатью и высшими должностными лицами, когда он приказал арестовать одного Колонна, одного сына князя Стильяно [15], одного Серра ди Кассано, одного родственника герцога Руово и, наконец, самого кавалера Медичи, начальника неаполитанской тюрьмы, тут уж страх перед обвинением и стремление очиститься от малейшего подозрения стали доходить до сумасшествия: в день казни одного из осужденных брат последнего задал роскошный пир. Сидя у открытого окна с видом на эшафот, где сын истекал кровью под руками Парадизо, отец играл на гитаре…
XI
Не раз пыталась Эмма смягчить королеву, но Мария-Каролина готова была видеть в каждом, кто говорил о милосердии, бунтовщика и соучастника в смерти ее сестры Марии-Антуанетты. При этом она всегда ссылалась на пример Людовика XVI, судьба которого показала, куда заводит несвое-, временное великодушие. Она не хотела впасть в ту же самую ошибку, не хотела успокоиться, пока зло не будет задавлено в зародыше. А потом — разве не защищала она наследство своей семьи? Она была матерью, должна была бороться за детей, как львица за своих львят. И она отклоняла каждую просьбу о помиловании, запретив в конце концов даже говорить об этом.
Гамильтон тоже не желал, чтобы Эмма продолжала свои попытки. Для Англии было только выгодно, если Мария-Каролина выроет как можно шире пропасть между собой и народом. Оказавшись лицом к лицу с враждебно настроенным народом, она невольно должна будет опереться на какую-нибудь иностранную державу, а из всех их одна только Англия могла помочь ей. Только Англия имела успех в борьбе против Франции, от знамен других союзников счастье бежало прочь. Разве и сейчас не было похоже, что они собираются увильнуть от заключенных трактатов? В воздухе носились слухи о тайных соглашениях. Необходимо было вовремя выяснить все, чтобы Англию не постигла беда. Нет, Эмма не должна была сердиться на королеву, настраивать ее на подозрения. Пусть валятся головы этих неаполитанских пульчинелли, лишь бы Мария-Каролина продолжала поддерживать сэра Уильяма и Питта тайными сведениями!
Дорогая миледи, только что прибыл курьер из Испании. Бильбао пошел на капитуляцию, вся Бискайя принадлежит теперь французам. Тем не менее на двор и министров можно якобы вполне положиться. Алькудия сказал нашему послан нику, что потеря невелика и все еще наладится.
Это мне совершенно непонятно. Странным образом французский генерал Монсей оказывает испанским курьерам ряд любезностей, выдает им паспорта, рекомендации. Что мне думать об этом? Я ломаю себе голову!
Депешу сейчас расшифровывают; как только я узнаю больше, сейчас же сообщу Вам. До свидания, тысяча приветов сэру Уильяму от всей Вашей Шарлотты».
Эту записку Эмма получила рано утром. Через два часа пришла вторая:
«Дорогая миледи, я так сбита с толку и взволнованна, что не знаю, что делать. Авось мне удастся повидать Вас завтра в десять часов.
При сем депеша из Испании. Но Вы должны вернуть ее мне самое позднее через сутки. Нельзя, чтобы король хватился ее. В депеше находятся в высшей степени интересные для английского правительства вещи. Я сообщаю ее Вам, чтобы доказать Вам свою симпатию, а достойному шевалье [16] — свое доверие. Только прошу не скомпрометировать меня! До свидания! Сколько нового придется нам завтра сказать друг другу! Ваша верная подруга Шарлотта».
Депеша была адресована лично королю Фердинанду, датирована вторым апреля и подписана испанским королем Карлом IV. Под строжайшим секретом он рисовал брату тяжелое положение, в которое поставил успех французского оружия в Пиренеях. Поэтому он боялся, что ему придется отступить от европейской коалиции против Франции и за-ключить мир с якобинцами. Он уведомлял Фердинанда об этом уже теперь, чтобы тот мог своевременно принять свои меры.
Сэру Уильяму показалось, что это известие первейшей важности. Если Карл IV уйдет из коалиции, то объединенный флот Англии и Испании уменьшится наполовину, Англия останется изолированной в Средиземном море, и все успехи последних лет окажутся под угрозой. К тому же Нельсон в своих письмах жаловался на плохое состояние флота, сильно страдавшего от бурь и болезней команды, тогда как донесения шпионов свидетельствовали о лихорадочных приготовлениях во французских гаванях.
По всей видимости, Англии грозили плохие времена. Одно счастье, что Мария-Каролина в ненависти к убийцам сестры не постеснялась выдать конфиденциальное сообщение деверя!
Теперь Англия была предупреждена, и можно было избежать страшной опасности.
В тот же вечер копия депеши с запиской Марии-Каролины к Эмме была отправлена в Министерство иностранных дел в Лондоне. Через три месяца было получено новое письмо от Карла IV, который сообщал брату, что мир заключен.
Наступило время напряженной работы. Со всех сторон поступали известия, которые надо было принять, оценить и передать дальше через верных курьеров. На полях сражений удар следовал за ударом. Пиренейские войска французов освободились теперь и укомплектовали Итальянскую армию; Шерер и Массена побили австрийцев при Лоано, вся Ривьера попала в руки победителей. Нельсон, прикрывая из Генуи тыл побежденных, должен был зайти в док Ливорно, чтобы наспех починить «Агамемнон». Команда была истощена, корабль пришел в плачевное состояние. Не было мачты, реи, паруса, которые остались бы не тронутыми пулей, а корпус неделями приходилось держать, обвязав канатом. Джервис, новый адмирал средиземноморской эскадры, предложил Нельсону большее судно, но тот отказался. Он полюбил свой «Агамемнон» и не хотел расставаться со старыми боевыми товарищами.
В письмах Нельсон жаловался на медлительность союзников-австрийцев и сардинцев, которые не трогались с места и тем обрекли на бездеятельность и его самого, тогда как французы…
Наполеон Бонапарт, прежний противник Тулона, был теперь, едва достигнув двадцатишестилетнего возраста, главнокомандующим Итальянской армии. Двадцать седьмого марта 1796 года он прибыл в главную квартиру в Ницце — и уже в первых числах апреля обнаружился новый неистовый боевой дух: Монтенотто, Милезимо, Дего, Мондови, Лоди — сколько имен, столько побед. Четырнадцатого мая Наполеон въехал в Милан, пятнадцатого мая принудил Сардинию к позорному ущербному миру. Остатки австрийской армии он прогнал за Тироль, овладев всей Ломбардией, навел на герцогов Пармы и Модены
