Ванька-ротный

вечеру жду от вас связного.

— Вот смотри сюда! У Рязанцева такая карта есть. Вот высота 220 и 222. При выходе на северо- западную опушку леса по компасу возьмете азимут её вершины. На карте от вершины с обратным отсчетом величины угла проведете прямую линию, это будет ваша точка стояния. Ошибка может быть не больше десятка метров. Я пошлю с тобой к Рязанцеву Сенченкова, он в расчетах и на счет взятия азимута вам поможет. Координаты места стоянки передадите мне через связного. Контрольный срок выхода связного завтра до наступления ночи. Наблюдение за немцами и за местностью установите сразу. Наблюдение вести скрытно. На открытые места не выходить. Предупреди Рязанцева, главное не обнаружить себя.

— Да, вот еще что! Скажи Рязанцеву пусть, просмотрит лес по краю дороги. Нельзя ли его заминировать. Я доложу начальству. Может, пришлют полковых саперов. А то, нас заставят вдоль дороги немцев стеречь.

— Кузьма! — Дай водицы глотнуть! А то от долгой говорильни в горле пересохло!

Я хлебнул из поданной фляги прохладной чайной заварки и, вставая, добавил:

— Вот собственно и всё! Тебе пора идти!

Связной кивнул головой, встал молча, поправил автомат, нагнулся в проходе и вышел наружу. Я тоже вышел из землянки. У меня была привычка взглядом их проводить. Вот они мелькнули в створе кустов и исчезали в зелени кроны. До вечера еще было время. Мы вернулись с ординарцем в землянку и на всякий случай завалились спать. Сон для разведчика, как запас снарядов для артиллериста. Лежат несколько ящиков, прикрытые крышками, есть не просят, а пустить их в дело, можно в любой момент. Разведчика тоже можно в любой момент разбудить и поставить на нож.

Стрельбы со стороны немцев особой не было, мы завалились на нары и тут же заснули.

Глава 29. Финн

Август 1943 года

Пока Рязанцев с группой разведчиков вел разведку Кулагинского леса, мы сидели в расположении второй стрелковой роты и постреливали в немцев из минометов. Старшина помаленьку снабжал нас ими |регулярно минами|. С наступлением темноты мы покидали свои ячейки и щели, забирались в землянку |и отдыхали всю ночь|.

Минометные щели были небольшие. На ночь мы их прикрывали деревянными щитами | сшитыми из| от снарядных ящиков. |Доски из-под снарядных ящиков были прочные, под весом человека не прогибались. Сверху в стороне у нас лежали пласты срезанного дёрна, уходя в землянку, мы их затаскивали на эти щиты. По углам ячеек и узких щелей стояли стояки, на которые опирались щиты. Все было сделано, чтобы ночью, когда мы покидали свои ячейки, немцы не могли их обнаружить и поставить нам мины сюрпризы.|

Этот день с утра был особенно жарким и душным. Август — последний месяц лета, а солнце, как будто свалилось с небес. Оно палило и жарило беспощадно. Не Духовщина, а Африка пышет зноем кругом!

По склону высот со стороны низины и поймы, где петляет река, ползет удушливый залах разложившихся трупов. Вместе с ним над землей стелется чад немецкой взрывчатки. Тем, кто сидит в укрытиях особенно тяжко и не выносимо. Прошлые дни был всё же тихий ветерок и всю эту вонь и гарь сносило куда-то в овраг. А сегодня полное безветрие. Сизый дым неподвижно и остолбенело, висит вокруг.

Как-то так случилось, что я не проверил наличие мин и у нас кончились выстрелы. Я забыл сказать старшине. А он посчитал, что мин у нас на следующий день хватит.

На рассвете мы засели в свои ячейки, выпустили с десяток мин и прекратили стрельбу. До наступления темноты мы не могли покинуть свои укрытия. Мин не было. Мы прекратили стрельбу. |Все облегченно вздохнули.| До темноты оставалось пол дня. И вот тут-то и пополз этот отвратительный запах. |Я устал от напряжения последних нескольких дней. Мне хотелось сбросить накопившуюся тяжесть и усталость.| Пока было светло, я решил понаблюдать за немцами. Пот, как в парной бане по черному, струился по лицу застилая глаза. Я сидел и рукавом гимнастерки вытирал мокрые брови и лоб.

При хорошем увеличении в окуляры трубы немецкие окопы и немцы видны в натуральную величину. Даже выражение лица, выглянувшего немца, можно рассмотреть пока его голова торчит над бруствером. Выставит, какой немец свою рожу и немигающим взглядом уставиться в упор на тебя. Такое впечатление, протяни сейчас руку вперед, схвати его двумя |согнутыми| пальцами за нос и он заорет, загнусавит от боли.

Во время наших обстрелов немцы прятались по блиндажам. Теперь, когда обстрел с нашей стороны прекратился, они вылезли в траншею. |погреться на солнышке и кости размять. В траншее на время обстрела у них оставались наблюдатели и дежурные стрелки и пулемётчики. Вот у кого поджилки тряслись.| Траншея не божий храм. Сколько в ней не крестись, сколько не кланяйся, не отбивай |всевышнему| поклоны, сколько не гни свой хребет, на тебя не опуститься небесная благодать. Скорей схватишь мину. После обстрела каждый хочет размяться. Пройдет немного времени, кто-то уже и выглянул, посмотрел |внимательно вперед| в нашу сторону. |У одного макушка каски маячит над траншеей, другой торопливо бежит куда-то, выглядывая на ходу.|

Нейтральная полоса неподвижна и мертва. Погляди в неё |и у тебя с лица сползет любопытство и страх.| Улыбнешься, покачаешь головой и опять пойдешь толкаться локтями в земляные бока глубокой траншеи. В общем, у солдата после хорошего обстрела обязательно появляются неотложные |заботы и| важные дела. Что у наших, что и у немцев!

Видно, как вдоль хода сообщения |пошатываясь, протискиваются| санитары с носилками идут. Они бестолковый народ. С носилками лезут везде |напролом.| У них на уме одно |желание| — поскорей разделаться с ранеными и уйти подальше. В окуляры трубы видно, как они боками трутся о траншею. Санитары — везде санитары! У немцев они старательны. У нас откровенно ленивы. Одни перевязывают раненых, другие помогают раненым |в траншее| идти. У немцев в обязанность санитаров входит подбирать |не только раненых, но и| убитых. Их выносят на носилках, как лежачих больных.

Не все солдаты фюрера во время обстрела прячутся в блиндажах. В траншее остаются наблюдатели. Их нужно только засечь и обложить с двух сторон огнем. Немцу некуда станет деваться.

Вот сейчас, самый подходящий момент. Всыпать им с полсотни мин, все как мыши разбегутся. Но, к сожалению мины закончились.

А вообще ребята устали и мне откровенно нет никакой охоты заниматься этим делом. Сколько вот так можно торчать на передке? Надоело всё! |Как только солдаты пехоты смиренно сидят, как мыши в траншее? У нас есть отдушина. Мы, можем уйти. А им, до смерти предписано безвылазно сидеть в земле.|

Немцам сегодня повезло. Бегают как муравьи перед дождем, а грома |и молнии| с неба не слышно.

И вот, наконец, дождавшись темноты, мы вылезаем на поверхность земли приваливаем щиты, забрасываем их дерном, и не торопясь |ступая,| уходим в сторону своей траншеи.

Чуть ещё стало темней, немцы начали светить ракетами. А раз немцы стали светить ракетами, ночь пройдет спокойно, без всяких происшествий.

Так прошел ещё один фронтовой день, жаркий, томительный и бесконечно длинный.

С наступлением ночи немцы |побаивались темноты| прекратили стрельбу. |Они не могли без света сидеть спокойно.| Идти под визгливый голос немецких