Валерий Шумилов
ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ
28 июня пал Минск. Танковые группы Гота и Гудериана замкнули кольцо окружения вокруг Западного фронта.
А на следующий день, 29 июня, после столкновения с военными в Наркомате обороны стало ясно, что рухнуло все. Все надежды, все планы, вся многолетняя кропотливая работа – все.
Этот день стал для него последним днем. Последним днем
Предыдущие семь дней, до того как начальник Генерального Штаба послал его по матушке, бывший выпускник Тифлисской Духовной семинарии все еще надеялся на чудо. Чуда не произошло.
Вместо этого забывшиеся военные кричали на него и на членов Политбюро: «Мы должны в первую очередь думать о том, как помочь фронтам, а потом уже информировать вас!» А в их глазах Сталин видел боль и отчаяние. И эти чувства перекрывали страх.
Выходя из Наркомата, Сталин не сдержался и в сердцах бросил: «Ленин оставил нам пролетарское государства, а мы его пр…»
Шедшие рядом с ним Молотов, Берия и Маленков, услышав эти слова, вжали головы в плечи.
Гневно махнув на них рукой, Сталин сел в машину и поехал в Кунцево.
Он ощутил перелом этого дня.
Минск пал. Контрнаступление Красной Армии захлебнулось. В окружение попали сотни тысяч красноармейцев трех армий прикрытия Западного особого военного округа.
Чуда не было и не могло быть. Бог (если Он есть!) не мог же в самом деле помогать большевикам, укравшим у Него идею Золотого города – тысячелетнего царства людей.
А в этот момент товарищ Сталин верил в Бога.
Благими намерениями…
У него были благие намерения. И – вот…
…Минск пал. А вместе с его падением пала и великая мечта, двадцать лет вынашиваемая революционным авангардом планеты Земля – большевистской партией, мечта о земшарной республике Советов.
Сталин резко отвернулся от окна, плотно закрытого, несмотря на жаркий летний день, и медленно неровной покачивающейся походкой направился по тонкой дорожке длинного ковра к двери. Остановился, потом повернул обратно. Ходьба успокаивала. Это было его давней привычкой – во время ходьбы было легче думать.
Минск пал… Но его падение еще не означало падение Страны Советов…
Те слова, которые Сталин сказал у входа в Наркомат обороны, имели отношение не к СССР, а совсем к другой стране…
Пролетарский Советский Союз боролся. Погибло мировое пролетарское государства. То самое, которое Сталин со товарищи строил в своих планах. Государство сорока пяти республик.
слова «Гимна Коминтерна» можно было списать в архив. По крайней мере, еще лет на десять.
А там? Будет ли у
Мировой Интернационал споткнулся о национал-социалистическую мечту о мировом господстве.
Два Рима пали, а третий стоит, и четвертому не быть, и этот Третий Рим теперь встал на пути Третьего Рейха.
Тысячелетний Рейх против тысячелетнего Царства Божия на Земле…
Сталин вдруг с раздражением и удивлением подумал, что впервые за много лет, чуть ли не со времен брошенной им семинарии, рассуждает не как марксист, а как явный идеалист, и не с материалистический позиций, а с самых что ни на есть теологических.
Впрочем, разве они не были идеалистами, эти мировые революционеры?
А мировая революция – это уже чистая теология. Хотя бы с точки зрения конечной цели…
Мировая революция? Зачем она была нужна?
Сталин думал.
Кому она была нужна?
Сталин постучал трубкой о массивную бронзовую пепельницу, чтобы выбить остатки сгоревшего пепла, переломил несколько длинных трубочек «Герцеговины Флор», пересыпал табак в трубку, неторопливо приминая его большим пальцем.
Для чего она была нужна?
Сталин чиркнул спичкой, некоторое время задумчиво глядел на разгорающийся огонек, и, не торопясь, раскурил трубку.
А вот для чего – чтобы не было:
богатых и бедных, угнетения человека человеком, преступления человека против человека, развращающей людей морально частной собственности, войн между государствами, самих государств – аппаратов угнетения.
Будущее должно было быть счастливым… И люди должны были быть в этом будущем – другие. Новые неиспорченные грехами старого мира люди.
Словно люди в Эдемском Саду до первородного греха.
Теология…
Сталин нахмурился.
Враги говорили, что большевики строят Город Солнца, но у входа в этот город стоит плаха.
Да, плаха, потому что революция лишь тогда чего-либо стоит, если умеет защищаться. Потому что если не умеет – она не стоит тех потоков крови, которые проливает.
Плаха, потому что люди испорчены и даже пролетарии с трудом поддаются перевоспитанию- перековке против разлагающего влияния личного достатка, предоставляемого им буржуазным миром. И совсем уж не поддаются перевоспитанию: эксплуататоры (буржуазия, аристократия, священство, а также все их потомство, которое, вырастая, идет по стопам своих отцов); наемники эксплуататоров (чиновники непролетарских государств, военные, так называемые интеллигентно-культурные слои, а также всевозможные штрейбрейхеры); простые обыватели, зараженные мещанским духом (а это уж не большинство ли населения?). Все они должны быть уничтожены
Уничтожены физически или
И больше не будет разных народов. Народ будет один – пролетариат.
Одна страна – один класс – один народ – счастье для всех…
А Гитлер?
Сталин поперхнулся дымом и закашлялся: а Гитлер хочет не того же? Только с другого конца: одно мировое государство – и никаких войн – только порядок! Триста миллионов господ и полтора миллиарда рабов? Или и рабов не будет – черные, желтые, славяне, все ненемцы будут уничтожены? Невероятно,
