– Кто в прошлый раз задавал загадку? Ты или путник?
– Я.
– Значит, теперь моя очередь. Назови имя моего отца. Поясняю, не мое отчество, записанное в документах, а истинное имя моего отца. Информация для размышления: я прошел Лабиринт Корвина.
– Мне не нравится твоя загадка.
– Но у каждого человека есть отец и мать. Следовательно, у этой загадки есть решение, причем только одно, так?
– Да.
– Назови его.
– Подразумевается, что человек, давший тебе отчество, не является твоим отцом?
– Я этого не говорил. – Гилва хихикнула и вновь сделала строгое лицо.
– Поскольку я вижу тебя первый раз в жизни, и ничего о тебе не знаю, предположу, что в твоих документах записано имя твоего настоящего отца. Я прав?
– Кабы знать… – тяжело вздыхаю я. – Очень надеялся, что ты назовешь имя Мерлина. Ты, кстати, его видел.
– Зеленое и красное, и кружит, и кружит, и кружит… – припоминает загадку сфинкс.
– Он самый, – жизнерадостно подтверждаю я.
– Ты нарушил правила, загадал загадку, на которую не знаешь ответа.
– Наверно, так, – соглашаюсь я. – Тогда вот другая загадка: «Мы похожи на людей, но выи наши скованы железом. Тела наши смертельно ядовиты, и вкусивший их погибнет быстрой, лютой смертью. Ноги наши сбиты камнями, и идем мы не по своей воле. Мы похожи на людей». Подразумевается вопрос: «Кто мы?»
– Это настоящая загадка, – радуется сфинкс. – Скажи, ты уверен, что знаешь ее ответ? – спрашивает он на всякий случай.
– Еще бы. Я видел ответ три часа назад, и он движется сюда. Если ты не успеешь отгадать к тому времени, как он появится здесь, ты проиграл.
– Сколько времени у меня есть на размышления?
– Думаю, не больше часа. Учти, этой подсказкой я сообщаю тебе дополнительную информацию.
Сфинкс задумывается минут на сорок, нервно поглядывая в ту сторону, откуда пришли мы.
– Это хорошая загадка, – сообщает он наконец. – Я не нашел ответа. Скажи его.
– Караван рабов, который движется сюда. За рабами следует фургон, который тащат четыре полудохлые клячи.
– Я знаю работорговца Хаима. Но ты что-то говорил о ядовитых телах…
– Видимо, Хаиму надоело делиться с тобой прибылью.
– Ты уверен, что тела ядовиты?
– В трех часах езды отсюда на караван напал огромный клоп. Теперь в караване на одного человека меньше, а клоп скоро начнет вонять так, что ты отсюда почуешь.
Сфинкс вопросительно смотрит на Гилву.
– Повелитель не прав, – говорит дева Хаоса. – Трупы воняют во влажном воздухе. В сухом воздухе пустыни клоп высохнет и превратится в мумию. Запаха почти не будет. Но ты можешь слетать, посмотреть.
Сфинкс нервно развернул и сложил крылья.
– Вы можете пройти. Но ваши лошади… Не хотите продать одну за десять золотых? Это хорошая цена.
– Друзей не продают, – гордо отвечаю я, и зарабатываю восхищенный взгляд Паолы.
– Доволен? – спрашивает Гилва, когда сфинкс уже не может нас слышать. – Он за тебя родную дочку хотел выдать, а ты девочку сиротой оставил.
– Девочку жалко, но его – нет.
– Может, он от сфинкса лошадью откупиться хотел.
Меня начинает мучить совесть.
– Дурак ты, Повелитель. Все правильно, – говорит Гилва. – Мир жесток. Закаляй душу.
СВОЯ ИГРА
– Это и есть Дворы Хаоса? – спрашивает Паола.
– Нет, это мой скромный тайный сарайчик. Отсюда есть несколько Путей ко дворам Птенцов Дракона, но, надеюсь, никто о них не знает.
Паоле Дворы Хаоса не нравятся. Здесь она абсолютно беспомощна. Дело в том, что материя отражений на этом полюсе мира настолько податлива и послушна, что двери делать не принято. Достаточно мысленного усилия, двух-трех шагов – и проход открыт. Но Паола не имеет власти над отражениями. Каждая комната для нее – клетка. Я пытался строить для нее двери, но они за несколько минут срастались со стенами.
