нужен побег, и, следовательно, вина Уртона во много раз меньше. Саманта останется в замке, а свое имущество ты можешь держать где угодно. – Дракона зло выплевывала слова. Было видно, что вся идея ей очень не нравилась. И она впервые назвала меня идиотом.
– Погоди, погоди, – затататорила она, – в этом что-то было… Поворот темы… Ага! Бунт послушания! Это выход.
– Не понимаю…
– Что делать солдату, если два сержанта отдадут ему противоположные приказы?
– Не знаю.
– Да выполнять тот, который отдан последним! Или тот, который больше нравится! У солдата появляется свобода выбора. Зови Уртона.
Я все равно не понял, но поспешил к выходу.
– Джон! – окликнула меня тетя Элли у двери. – Прости меня, пожалуйста. Я нехорошо тебя назвала. Просто вся эта идея мне до того не нравится… Что ты, именно ты станешь рабовладельцем. И я сама толкаю тебя на это…
Я шел по коридору и не мог опомниться. Неужели уже сегодня вечером Саманта будет моей рабыней? Ей это не понравится… И отцу не понравится. И Уртону, и маме. Тете Элли уже не нравится. А мне нравится!!!
Во дворе я кликнул двух солдат и повел за собой сменить Уртона.
– За этой дверью – Саманта, – сказал я им. – Будете сторожить ее, пока не вернется Уртон. Отвечаете за нее головой. Уртон, с тобой хочет поговорить леди Элана.
Уртон еще раз проинструктировал солдат и пошел за мной. Потом он долго спорил с тетей Элли. Я вышел в коридор. Думаете, за дверью решалась судьба Саманты? Черта с два! Там решалась моя судьба! Но тетя Элли, если по-настоящему захочет, кого угодно переубедит. Через четверть часа Уртон вышел, ошеломленно качая головой, словно не веря в то, что собирался сделать. Во дворе он приказал сержанту собрать на заднем дворе людей, а мы пошли к Стефану. Стефан порылся и разыскал ошейник, подходящий для Саманты. Проверил, как поворачивается в замке ключик, протер ошейник чем-то так, что тот заблестел как новенький, и мы пошли за Самантой.
В комнату к Саманте я не вошел. Не нужно было ей видеть меня раньше времени. Но все слышал.
– У твоей судьбы две дороги, – сказал ей Уртон. – Или ты завтра получишь клеймо воровки, или сегодня – ошейник рабыни. Что тебе больше по душе?
Саманта тоненько вскрикнула. Как подстреленный заяц.
– Не можешь сделать выбор. Нерешительность – свойство рабыни, – подвел итог Уртон. Послышались звуки возни.
– Нет! Не надо! Я сама пойду! – рыдала Саманта. Когда Уртон вывел ее из комнаты, руки были связаны за спиной, отчего груди поднялись и холмиками натянули рубашку, а на голове – плотный черный мешок. Все как полагается. Стефан с Уртоном взяли ее за локти и повели на задний двор. Задний двор не виден из окон отцовского кабинета, и там можно очень громко шуметь. Никто не обратит внимания.
Солдаты уже ждали нас. Сержант подал знак, и они начали ритмично ударять мечами по щитам. Уртон поднял руку, и наступила тишина. Громким, отчетливым голосом он рассказал о преступлении сэра Добура, и наказании, которое понесет за это его дочь. Стефан приподнял Саманту, взмахнул ею как ковриком и уложил на землю так, что лицом она уткнулась в носки моих сапог. Я нагнулся и защелкнул ошейник у нее на шее. Щелчок замка отчетливо прозвучал в предвечерней тишине. С этого момента она стала моей рабыней. Но Саманта еще не знала, кто ее хозяин. Готов спорить на все сокровища подвалов замка Конгов, мое имя ей и в голову не приходило. Солдаты опять застучали мечами по щитам. Стефан нагнулся, развязал тесемку и стащил мешок с ее головы. Потом взял за волосы на затылке и медленно начал поднимать. Саманта увидела носки сапог, голенища, штаны, пряжку ремня, плетку за поясом… Наши глаза встретились.
Никогда и ни у кого я не видел такого отчаяния в заплаканных глазах.
– Ты ничтожество! Ты слабак и трус! – кричала Саманта. – Ты пустое место без слуг! – тут она извернулась и плюнула мне в лицо, но не попала. Хорошо, что солдаты уже разошлись. Иначе мне пришлось бы послать ее на конюшню, чтоб ей всыпали десять плетей. Уртон, намотав на кулак волосы, пригнул ее голову к земле.
– Дай мне меч и докажи, что ты мужчина!
– Уртон, отпусти ее, – приказал я. – Дай мне твой меч.
Меч Уртона был шире и тяжелее моего, но лишь на два сантиметра длиннее. Я воткнул в землю перед ней оба клинка.
– Выбирай.
Она опробовала оба меча и выбрала мой. Клинок Уртона был тяжеловат для ее руки. Для моей – тоже. Кроме того, она хотела, чтоб я дрался незнакомым оружием.
– Будем драться до смерти. – Как она была прекрасна в этот момент.
Я покрутил восьмерки клинком Уртона, чтоб почувствовать его, определить точку равновесия. Меч Уртона был похож на своего хозяина: тяжелый, грубый, надежный.
– Зачем мне мертвая рабыня? Я не буду тебя убивать, я тебя выпорю.
– Сначала сумей меня победить. – Саманта оторвала юбку по колено, слева рванула от бедра почти до пояса. – Сними с меня ошейник! Я не хочу драться в ошейнике.
Я кинул ключ Уртону.
– Уртон, если она победит, она свободна.
– Отцу это не понравится, – произнес Уртон, но выполнил приказ. Кто же дерется на мечах со своим рабом?
