Беглецы

дает им вы­сохнуть прямо на лице. Он так всегда делал, когда был маленьким. А ведь тогда он, бывало, плакал по такому незначительному поводу, что утром и вспомнить не мог, в чем было дело.

Водитель не заглядывает в спальное отделе­ние. Но вскоре он заводит двигатель, и грузо­вик медленно трогается. Под убаюкивающий шорох шин мальчик вскоре засыпает.

***

Из глубокого забытья его вырывает звонок мобильного телефона. Он вскакивает и силит­ся понять, где находится и как туда попал. Хо­чется лечь снова и досмотреть сон. Ему сни­лось какое-то очень знакомое место, где он точ­но не раз бывал, но вспомнить, что это за место и когда он там был, Коннор не может. Во сне он с родителями живет в бунгало на пляже. Младший брат еще не родился. Коннор упал с крыльца — нога провалилась в щель между верхней ступенькой и краем дома. В щели ока­залось полным- полно паутины, плотной и мяг­кой на ощупь, как хлопок. Ему больно и страш­но. Коннор кричит как резаный, чувствуя, что ногу вот-вот отхватит гигантский паук. И все же было в этом сне и нечто хорошее — отец бросился к нему, чтобы спасти. Он внес его в хижину на руках, перевязал ногу, усадил у ками­на, а мать подала чашку с каким-то вкусно пах­нущим напитком, напоминающим сидр. Аро­мат был таким приятным, что, даже проснув­шись, Коннор все еще помнит его. Отец рассказал ему сказку, но ее мальчик уже забыл. Но голос отца, нежный баритон, рокочущий, как шум волн, накатывающих на берег, все еще стоит в ушах. Маленький Коннор выпил сидр, прислонился к маме и прикинулся спящим. На самом деле он не спал, а просто старался про­длить прекрасные мгновения. Ему хотелось си­деть рядом с родителями вечно. Потом ему приснилось, будто он растворился в чашке с сидром и родители осторожно поставили ее на стол, неподалеку от огня, чтобы напиток ни­когда не остывал.

Глупая штука — сны. Даже если сон хоро­ший, он все равно плохой, потому что по сравнению с ним реальность кажется еще более от­вратительной.

Снова раздается звонок телефона, и остат­ки сна окончательно улетучиваются. Коннор тянется к аппарату, чтобы ответить, но, вовре­мя спохватившись, удерживается от этого оп­рометчивого поступка. В спальном отделении так темно, что он не сразу сообразил, где нахо­дится, и с самого пробуждения был уверен, что лежит у себя в спальне. Темнота его и спасает. Мальчик хочет зажечь свет, потому что телефон никак не находится, и тянется к тому мес­ту, где, как ему кажется, стоит тумбочка, а на ней ночник. Рука натыкается на стену кабины, и только в этот момент мальчик понимает, что он вовсе не в спальне. Телефон снова звонит, и Коннор вспоминает все разом. Наконец ему удается найти мобильный в рюкзаке. Мальчик нащупывает его, подносит к глазам и смотрит на экран: звонит отец.

Значит, родители уже спохватились. Не­ужели они всерьез думают, что он ответит? Дождавшись переадресации на голосовую почту, Коннор выключает питание аппарата и смотрит на часы. Половина восьмого утра. Он протирает глаза, чтобы прогнать остатки сна, и старается вычислить, как далеко они успели заехать. Грузовик стоит на месте, но за остаток ночи, пока он спал, они проехали, на­верное, километров триста. Неплохо для на­чала.

Кто-то стучит в дверь.

— Выходи, парень. Поездка окончена.

Коннор не жалуется: то, что сделал для не­го водитель, не сделал бы никто другой. Про­сить о большем этого доброго человека просто грешно. Он распахивает дверцу и выходит на­ружу, чтобы поблагодарить старика, но оказы­вается, у двери стоит вовсе не он. В нескольких метрах от кабины полицейские заковывают в наручники Иосаю, а перед Коннором стоит ин­спектор по работе с несовершеннолетними и довольно улыбается, как людоед, заполучив­ший желанную добычу. В паре метров от него стоит отец Коннора, сжимая в руке телефон, с которого он только что звонил.

— Все кончено, сынок, — говорит отец.

Эта фраза приводит Коннора в бешенство. «Я не твой сын! — вот что он хочет крикнуть. — Я перестал быть твоим сыном, когда ты подпи­сал это чертово разрешение!» Но он в таком глу­боком шоке, что не может и слова вымолвить.

Какая глупость — не выключить сотовый те­лефон, ведь именно по нему они его и выследили. Интересно, сколько ребят уже попались на эту удочку, забыв о простейшем трюке в своей слепой вере в надежность современных техно­логий. Ладно, что уж теперь. Но Коннор не со­бирается сдаваться, как Энди Джеймсон. Он быстро оценивает ситуацию. Грузовик прижат к обочине федерального шоссе двумя полицей­скими машинами. В третьей машине прибыл отряд инспекторов по работе с несовершенно­летними. Мимо на скорости свыше ста киломе­тров в час пролетают автомобили; едущие в них люди не подозревают о том, что стали не­вольными свидетелями маленькой трагедии, разворачивающейся у обочины. Коннор снова принимает молниеносное решение и срывает­ся с места, оттолкнув в сторону полицейского. Мальчик устремляется на другую сторону доро­ги, не обращая внимания на проносящиеся ми­мо автомобили. Не будут же они стрелять пря­мо в спину невооруженному мальчишке, думает он на бегу. Может, будут целиться в ноги, чтобы не задеть драгоценные внутренние органы? Он пересекает полосу за полосой, не глядя по сто­ронам, и водители пролетающих мимо автомо­билей вынуждены совершать головокружи­ тельные маневры, чтобы не сбить его.

— Коннор, стой! — кричит отец, и начинается стрельба.

Мальчик чувствует удар в спину — пуля по­пала в него, но ее, видимо, задержал рюкзак. Коннор решает не оглядываться. Добежав до разделительного ограждения, он видит, как на металлическом заборе появляется и расплыва­ется небольшое синеватое пятно, как будто кто-то разбил ампулу с жидкостью. Полицей­ские стреляют пулями с транквилизирующим средством. Значит, хотят не убить его, а только сбить с ног и усыпить. Естественно, думает он, использовать на оживленном шоссе боевые па­троны им вряд ли кто разрешит.

Коннор с разбега перемахивает раздели­тельное ограждение и оказывается на пути «ка­диллака», несущегося во весь опор. Машина ле­тит прямо на него, и водитель при всем жела­нии не сможет остановиться. Слава богу, он успевает заметить мальчика и выворачивает руль, чтобы объехать его. По счастливому сте­чению обстоятельств Коннор тоже не может остановиться — после прыжка через забор инерция продолжает тащить его вперед. «Ка­диллак», неистово визжа тормозами, проно­сится всего в нескольких сантиметрах от маль­чика, задев его лишь боковым зеркалом. На зад­нем сиденье кто-то есть — Коннор успевает за­метить сквозь открытое окно чьи-то испуганные глаза. Автомобиль с трудом оста­ навливается, распространяя удушливый запах горелой резины. Оказывается, сзади в машине сидит мальчик примерно такого же возраста, одетый с ног до головы в белое. Он напуган.

Полицейские уже успели добежать до раз­делительного ограждения. Коннор смотрит в испуганные глаза парня, сидящего на заднем сиденье, и неожиданно понимает, что нужно делать. Просунув руку в открытое окно, он под­нимает задвижку и распахивает дверь машины.

2. Риса

Стоя за кулисами, Риса ждет своей очереди выйти на сцену.

Сонату, которую ей предстоит сыграть, она может воспроизвести даже во сне. В сущности, она часто так и делает. Сколько раз она просы­палась ночью, чувствуя, как пальцы перебирают складки простыни, словно клавиши рояля. Му­зыка играла в голове всю ночь, и, проснувшись, Риса продолжала слышать ее. Через несколько секунд сон рассеивался, и пальцы переставали перебирать воображаемые клавиши, продол­жая лишь тихонько барабанить по простыне.

Она заставила себя выучить сонату в совер­шенстве. Необходимо было добиться того, что­бы звуки лились из-под пальцев без видимых усилий.

«Это не конкурс, Риса, — часто повторяет мистер Дюркин. — Здесь не может быть побе­дителей или проигравших».

Но Риса так не считает.

— Риса Сирота, — объявляет конферансье, — прошу вас.

Девочка расправляет плечи, проверяет, хо­рошо ли заколоты длинные каштановые воло­сы, и поднимается на сцену. Раздаются сдер­жанные аплодисменты. Хлопают в основном из вежливости, чтобы поддержать. Часть лю­дей искренне сопереживает молодой пианист­ке — в зале сидят друзья и учителя.