вскрикнул, схватившись за щеку.
— Как разговариваешь, скотина! — выкрикнул Лапин, еще раз награждая перепуганного унтер- офицера плетью. — Как стоишь?
Унтер и два солдата замерли, вытянув руки по швам.
— Виноват, ваше благородие, — лепетал унтер, — сами знаете — служба.
— Разговоры! — прикрикнул на него переодетый в полковничью форму комбриг. — Покажи нам, как быстрее проехать на станцию?
— Вот по этой дороге, — козырнул унтер. Кавалеристы приблизились к станции. Суматоха и оживление царили здесь. На путях пыхтели готовые к отправке паровозы, теснились эшелоны с солдатами, боеприпасами, оружием и продовольствием. По перрону бегали, придерживая руками сабли, офицеры.
— Сейчас, ребята, не зевайте, — сказал комбриг. — Как подам команду — действуйте. Да на оплеухи не скупитесь. Начнут спрашивать, кричите на них громче и бейте. Сразу вас в офицеры зачислят. Запомните, что у разъезда Лесного наши ждут. Далеко от меня не отрывайтесь… Коней вот жалко… Эй, солдат, — крикнул он громовым голосом, — подержи коней!
Иван Коршунов и ординарец стали осматривать эшелоны.
Встречные солдаты и офицеры вытягивались перед ними в струнку, козыряли: уж очень важным и свирепым казался им моложавый полковник в мохнатой казачьей бурке.
— Какая часть? — спросил Лапин у солдата, сидевшего в дверях теплушки.
— Батальон смерти, ваше благородие! — выкрикнул тот, вскакивая.
— Что подготовлено к отправке? — спросил он у пробегавшего мимо прапорщика.
— Эшелон с оружием и боеприпасами, господин полковник! — вытянулся офицер. — Стоит на втором пути!
— Охрана надежная?
— Так точно! В двух последних вагонах рота капитана Сивкова и пулеметный взвод.
Лапин небрежным кивком головы отпустил офицера и вполголоса сказал ординарцу и Коршунову:
— Готовьтесь к захвату эшелона. Коршунов, ты идешь на паровоз. Поговори по душам с машинистом, — комбриг похлопал рукой по деревянной кобуре маузера, — понял?
— Ясно!
— А ты, — комбриг повернулся к ординарцу, — посмотри, нет ли на эшелоне лишних. В хвосте должна быть охрана. Отцепи два последних вагона. Только без происшествий, осторожно.
— Есть!
— Ну а мне придется стрелки на главный путь перевести. У стрелок медленнее проезжайте, чтобы можно было на паровоз заскочить.
К вечеру партизаны получили эшелон оружия и боеприпасов.
— Стальная воля у человека была, — заключил рассказ Иван Ефремович. — Отчаянной храбрости был командир. Взяли мы Лиговку, — продолжал он, — разбили колчаковцев и на Малахит ударили. Говорят, что в бою под Малахитом комбрига Лапина пулеметной очередью прострочили. В грудь его ранили. Должно быть, и не выжил он…
Долго еще рассказывал Иван Ефремович о героических подвигах бойцов и командиров Красной Армии. Павка слушал его и думал о том, что погиб Григорий Лапин смертью героя, и больно становилось Павке. Какая-то тяжесть давила на грудь, какой-то горячий комок подкатывался к горлу…
Утром попутный колхозный грузовик увез ребят в город. Мишка со своей командой проводил их до околицы.
Отдохнув, Павка забрал клетку с голубем и вместе со Славой пошел на станцию.
— Погиб Лапин, — грустно говорил он другу.
— А может, и нет, — бодрился Слава. — Дедушка-то что сказал? Он сказал: «Должно быть, не выжил». А если выжил? Вы его, Павка, найдете. Вот посмотришь. Мы тоже искать будем.
Перед отправкой поезда Павка сунул другу клетку с голубем.
— На! Если узнаете о Григории Лапине, пришли записку. В клетке и футлярчики для голубеграмм, и бумага. А мы найдем, я письмо напишу. Клетку? Возьми ее себе, Слава, на память. Бери, бери!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
СТРАННАЯ ДЕПЕША
Не ходите на Крутую по шоссе. Все думают, что по шоссе до горы ближе, а получается наоборот. В обман вводит лохматая сосновая гривка, что тянется будто щетка между горой и шоссе. Кажется, пересечешь гривку, и конец пути! Но не тут-то было, пройдешь лесок, а там поляна. Пойдешь через поляну, и зачавкает под ногами бурая болотная жижа, откроются искусно замаскированные зеленью рослых камышей и трав мутные «окна» с остро пахнущей зацветшей водой… Одним словом — гиблое место, топь! Волей-неволей придется огибать болото стороной, продираться по кустам черемушника и ольхи. Наплачешься! Лишний крюк сделаешь километров на пять!
На Крутую лучше всего идти прямиком, по «Тропе славы». Это ребята из лагеря во дворе рабочего городка дали тропе такое название.
С вокзала в троллейбусе, трамвае или такси вы попадете прямо на площадь Труда — самую большую площадь Новостроя. В центре ее — трибуна из тесаного гранита.
По праздникам мимо этой трибуны многоводной рекой текут колонны демонстрантов. Красно от знамен, плакатов и транспарантов, весело от песен, музыки и радостного многоголосого шума.
Встаньте лицом к трибуне. Слева — Дворец культуры металлургов. Уж это по-настоящему дворец. Даже Коля Хлебников и тот ни разу не посомневался в правильности названия этого грандиозного сооружения. Дворец стоит на вершине холма. Со всех четырех сторон по склону к зданию поднимаются ступени из розовою мрамора. Сводчатые порталы главных входов, кажется, подкидывают вверх, в синеву, остальную часть здания, увенчанную позолоченным шпилем с рубиновой звездой.
Направо будет прямая широкая улица. Шагайте по ней смело. Улица имени Героев революции поведет вас по правильному пути. Первый, второй, третий и четвертый кварталы — стоквартирные дома рабочих металлургического и алюминиевого заводов. Дальше кинотеатр «Заря» — куполообразное здание с открытой площадкой на крыше. Потом — снова жилые дома, стадион, летний сад, фабрика-кухня. Здесь у литого чугунного заборчика берет начало «Тропа славы». Бежит она мимо алюминиевого комбината, мимо просторных улиц, одетых в строительные леса домов.
Дальше тропа приведет к гидростанции, пущенной в прошлом году. С одной стороны плотины чуть вздымается, будто дышит, шелковистая, прозрачная речная гладь. В богатырском разливе ее чувствуется скрытая сила, мощь, которая покорно ждет, что прикажет ей человек. По другую сторону плотины бурлит, пенится и клокочет вода. Рвется она через узкие бетонированные ворота. Это человек ей сказал: «Крути турбины!» — и вода беспрекословно подчинилась его воле.
Выходите на тропу и не сворачивайте с нее до самого северного склона Крутой. У переката будет ответвление — едва заметная в траве стежка направо. Поперек этой тропки лежит серый гранитный валун. Его только что прикатили сюда Вася Зимин и Коля Хлебников. Семен, опасаясь, что отставшие ребята свернут к торфянику, приказал оставить на тропе знак «идти нельзя». Вася с Колей порядочно извозились, устанавливая этот знак, и решили спуститься к реке вымыть руки. По крутому склону, сплошь опутанному корнями деревьев, они добрались до мокрых галек, умылись холодной водой и присели на ствол поваленного бурей дерева, вершина которого лежала в воде, а корни, словно лапы гигантского паука, разметались в воздухе.
— Юлька сильно обиделся, — сказал Коля, стараясь добросить камень до песчаного островка, что виднелся неподалеку от берега, но попытки его были тщетны: камни то не долетали, то перелетали цель и, падая в воду, поднимали высокие фонтанчики брызг. — Сегодня мы сколько раз уговаривали Юльку, — продолжал Коля, нагибаясь за очередным камнем. — Семен два часа уговаривал, и все же Юлька отказался идти на Крутую.
— И зря уговаривали!
