— Моя… — растерянно отвечает бабушка.
— Вот и хорошо. Рад выполнить заявку и передать вам, бабушка, самого себя в целости и сохранности.
— Ты не заболел, внучек? — испуганно спрашивает бабушка. — В дороге не продуло? Может, тебе лекарство дать?
— Лекарство? — нагло усмехаюсь я. — Лучшее в мире лекарство — соленая капуста тетки Марьям! Хочешь попробовать, бабуля? — с этими словами я открываю свой чемодан, почему-то набитый доверху соленой капустой, и ко мне вдруг разом устремляются все, кто в эту минуту был на перроне. Они отталкивают друг друга, протягивают ко мне страждущие руки и умоляюще просят:
— Капусты! Капусты! Капусты!..
Я проснулся от сильнейшей жажды — в горле пересохло, будто сто лет не пил. Чего только не приснится! — удивлялся я, жадными глотками осушая полную кружку. — Честное слово, кажется, совсем, помешался на заявках. — Так и свихнуться можно. Утром мысль о том, что надо оставить ребят и уехать, показалась мне ужасной. Я пошел на кухню. Мама чистила картошку.
— Мам, я не поеду, — сказал твердо. — Не могу я уехать от Академии. Понимаешь?..
Мама вздохнула и протянула мне второй нож:
— А картошку чистить можешь?
Тайна Лысой горы
Вот бы не подумал, что Рафаэлька может подарить нам приключение. Да еще какое… А между тем, все началось именно с него. Утром карапуз принес мне какую-то смятую бумажку. Меня, конечно, сразу же насторожил этот визит — Рафаэльку Ханифа-апа от себя ни на шаг не отпускала, пасла его почти как брыкливую Кису.
— Держи, это тебе, — Рафаэлька протянул мне бумажку. Я развернул и прочел: «Сыночки, снова нужна ваша помощь. Не дувалу, а мне самой, Ханифа».
— Что случилось? — спросил я.
Рафаэлька пожал плечами.
— А я не знаю. Бабушка с утра лежит, охает и не встает. Потом меня подозвала и вот эту бумажку велела тебе отнести.
— Побежали! — заторопился я.
Ханифа-апа сказала, болезненно морщась:
— Ты бы, внучек, в аптеку сбегал — сердечко пошаливает.
— Может, врача вызвать? — испугался я.
Я помчался в аптеку. Взяли у меня рецепт и головой покачали:
— Настой зверобоя… Настойка ландыша… К сожалению, у нас перебои с этими травами. А вещь, действительно, от сердца полезная. Здорово укрепляет…
— Что ж с того, что здорово! — возмутился я. — Лучше подскажите, где достать. А что вещь хорошая — так это и по рецепту ясно, это врач первее вас знал.
Провизор пожал плечами:
— Рад бы подсказать, да не могу, — давно не завозили.
— Импортная вещь? — спросил я. — Издалека, что ли везут?
— Зачем издалека. Этим зверобоем и ландышем у нас все горные склоны усеяны.
— Усеяны! — поразился я. — Почему ж тогда в аптеке нет?
— А я почем знаю? — провизор ушел в кладовую, мои бесконечные вопросы, похоже, начали ему надоедать. Но я все равно дождался его и спросил:
— А кто знает?
— А это ты лучше в городе, в аптекоуправлении спроси! Им больше моего знать положено!
Я почувствовал, как у меня зачесались кулаки. Вот ведь история — вокруг нас горы растят залежи лекарств, а в аптеке ни одного волшебного листика. Чудеса да и только… Провизор, правда, смилостивился и объяснил мне, где аптекоуправление.
Но и в Ташкенте не обрадовали.
— Бабушке, говоришь, прописали? — спросил меня усатый дядечка в белом халате и тяжко вздохнул. — К сожалению, не только твоей.
Я не выдержал:
— Это правда, что наши горы усеяны этой травой? Почему же не собирают?
— Собирают! — оборвал меня усач. — Да только не те, кому надо, и не тогда, когда можно. Понял?
Я честно мотнул головой:
— Не-а, не понял.
— Ну, так слушай в оба! — сердито сказал он. — В горах его, действительно, много — зверобоя этого самого. Бессмертника тоже много. И ландыша. И шалфея. И тюльпанов тоже. А знаешь кого больше? — он испытующе посмотрел на меня,
— Кого же?
— Не догадался? Диких туристов — вот кого. Они ведь целыми снопами рвут ценные лекарственные травы и цветы и везут в город — себе на потеху, горам на разоренье. Гибнут цветы — вот что. Прогулочники ведь и сушить толком не умеют. Это ведь тоже уметь надо. И знать — где и как собирать — тоже надо. А то бывает, что иной добряк сам приносит нам мешок трав и добродушно предлагает:
— Берите даром — мне денег не надо. Пусть больные пользуются! Глянешь в мешок, а там уже не лекарство, а сено — очаг растапливать.
— Как же так? — огорчился я. — Неужели не понимают люди?
— Удовольствие свое они понимают — это точно. А траву не понимают.
Он совсем разволновался и даже стянул с себя очки.
— Ведь получаются странные вещи, — с жаром продолжал он. — Эти варвары многолетние травы с корня ми из земли выдергивают. И пустеют склоны. Походите,
послушайте, как холмы и горы в наших окрестностях называются — прелюбопытная вещь.
— Как же?
— Одна — Лысой, другая — Пустой, а третья — Голой. И точно названы!
Он вздохнул.
— Вот и получается, что наши заготовители недобирают травы.
Я опустил голову. Мне почему-то стало стыдно. Я вспомнил, как и наш отряд, бродя по полям и горам, всегда собирал букеты и плел венки. А потом… Потом это засыхало и выбрасывалось.
Я поднялся.
— Извините, мы что-нибудь придумаем.
— Погодите, молодой человек! — остановил меня аптекарь. — Так и быть, сыщу для вас пачечку. Не возвращаться ведь к больной бабушке с пустыми руками.
Вернувшись в Катта-Караван, я пересказал своим друзьям беседу в аптекоуправлении.
— Де-ла-а! — протянул Сервер. — Не, ребята, лучше не болеть!
— Лучше давай думать, что будем делать. Спасать надо Лысые горы.
— А что сделаешь? Возле каждого холма злую собаку не пропишешь.
— Злую не надо, — согласился я. — Злая и сама цветы в клочья изорвет.
— По-моему, — сказал Фархад, — надо сначала походить да посмотреть — что к чему. Глядишь, и придумаем…
И, оседлав велосипеды, мы поехали к холмам и поразились тому, как много горожан возвращаются отсюда домой с охапками цветов. Это, и впрямь, были целые снопы. Мы остановили парня с девушкой,