не хотелось. Набивший руку Андрей подумал, что дело это — не сложнее, чем рубить пень в солнечный полдень, и терпеливо довел его до конца, решив не бросать снимок на произвол проявителя, который в три минуты, не хуже крематория, равнодушно сжег бы до непроглядной темноты и Ваську, и пень, и топор.
Нащупав кювету с закрепителем, Андрей опустил в нее промытый отпечаток, тщательно упаковал разложенную на столе фотобумагу и минуты через три включил свет. Вынув из фонаря стекло, он убедился — лампочка и впрямь перегорела. Вот досада… Что же делать?
Он поднял голову. Посреди лаборатории, в глубокой трехметровой выси, у самого потолка мерцала лампа дневного света. Такую в фонарь не вставишь… А отпечатки ему хотелось сделать к завтрашнему дню. Нащупав в кармане монеты, выданные дома на обед, Андрей запер лабораторию и выскользнул из школы. Магазин был неподалеку.
Войдя в магазин, он уверенно свернул в угол, где обычно лежали лампочки. Ого, целая груда! Вот и отлично. Взяв лампочку вместе с картонной ее кобурой, Андрей пошел к кассе и удивился. За кассой сидел сам Динэр Петрович Суровцев — завмаг. Поймав взгляд Андрея, Суровцев заулыбался:
— Что, Васёк? Удивлен, что я теперь кассир? А разве Катька моя вам не рассказывала, что меня спихнули с завмаговских высей?
— Не рассказывала… Она с нами и не разговаривает…
— Ха-ха! Шучу… Видишь ли, кассир мой заболел. Такие дела… А арба должна катиться, вот и сел за кассу сам. Работа не пыльная. Что выбивать, покупатель?
— Вот, — показал Андрей. — Лампочка.
— И все?
— Фонарь потух. А я печатаю.
Динэр Петрович вкрадчиво притопил указательным пальцем нужные клавиши, касса хрюкнула и высунула чек — будто язык Андрею показала. Протягивая чек, Динэр Петрович задумчиво спросил:
— Слушай, тебе нужна бленда?
Андрей удивился вопросу. А больше — тому, что услышал это слово из уст Динэра Петровича. Бленда — вещь для любого фотографа нужная, притом — редкая. Ее навинчивают на объектив, чтобы уберечь пленку от постороннего назойливого света, который может помешать добротному снимку. Особенно в яркий солнечный день, когда любопытное светило так и норовит влезть в объектив.
Андрей невольно стал озираться. Но шарить взглядом по бесчисленным полкам было бессмысленно, да и фотоотдел в магазине отсутствовал.
— Разве завезли бленды? — спросил он.
— Чудак! — рассмеялся Суровцев. — Это же дефицит. А дефицит не завозят, а достают. Другой глагол. Чувствуешь разницу? А блендочка у меня есть. Припасена для хорошего человека, ждет его она с нетерпением. Дома ее, голубушку, храню.
— А кто этот человек? — полюбопытствовал Андрей. Интересно все-таки — для кого завмаг держит Дома бленду.
Суровцев улыбался одними глазами.
— Хочешь узнать сто имя? А я и сам пока не знаю. Может, его звать Андрей. Кто знает…
Андрей непонимающе уставился на Динэра Петровича. Тот наслаждался произведенным эффектом, вальяжно развалившись в удобном кресле.
— А что? — спросил Динэр Петрович сам себя. — Вполне может статься, что им будешь ты.
— Ну так продайте! — обрадовался Андрей, едва не сбитый с толку. Он уже давно хотел приобрести бленду. Как часто, снимая на улице, он сетовал, что солнце слепит объектив. Бленда могла стать союзницей.
— Не продается она, — покачал головой Суровцев. — Цена бленде — полтинник, а вещь дефицитная, сам знаешь. Полтинник любой сыщет, а попробуй бленду на такую наживу выудить.
— Нет их… — вздохнул Андрей. — Уже год ищу.
— А приходи сюда через часик, — задумчиво сказал вдруг Суровцев. В словах его плескалась загадка. Андрей глянул на Суровцева и удивился расширенным глазам его. Динэр Петрович будто грезил о чем-то, в глазах его тускло мерцала хитринка. — С фотоаппаратом своим приходи, — уточнил Суровцев. — Я ведь бленду не за деньги отдаю. Снимочек мне один нужен. Фотка, говорю, особенная. С мыслишкой одной. Вот и предлагаю сделочку — ты мне фотку, а за это забирай блендочку. Идет?
— Идет! — просиял Андрей. — Я мигом.
Он помчался в фотолабораторию, ввернул лампочку, быстро допечатал оставшиеся девять кадриков и, окунув последний отпечаток в закрепитель, схватил фотоаппарат, убедился, что пленки остались на целых полтора десятка кадров, и поспешил в магазин.
Суровцев все так же восседал за кассой. Увидев Андрея, подмигнул:
— Давай сюда.
— Что надо снять? — с готовностью спросил Андрей.
— А ты еще не догадался? — хохотнул Динэр Петрович. — Меня, конечно. Вот здесь и сними.
— За кассой?
— За ней, родимой!
Глаза Суровцева излучали восторг.
— Я эту фотку дружкам разошлю. — хохотнул он. — Первого апреля. Забавно выйдет, я знаю, когда они вдруг увидят, что сам Динэр Петрович — да вдруг простой кассир! Я и надписи на обороте сделаю. Что- нибудь такое: «Шлю фото с фронта доверенного мне участка». Как?.. Вот умора! — и он, уже не сдерживаясь, принялся шлепать себя по животу и хохотать.
— А что тут смешного? — растерянно спросил Андрей — Ну и что, если друзья увидят вас за кассой?
Суровцев махнул рукой:
— Ты этого не понимаешь! Маленький еще. Твоя забота — снимок сделать, а остальное моего ума дело.
Андрей обиженно засопел. Как фотографии делать — так взрослый, а вопрос задал — так сразу стал маленьким.
— Давайте сниму, — выдавил он, уже малость жалея, что клюнул на приманку и с готовностью прибежал исполнять прихоти Динэра Петровича в обмен на заветную бленду. Но уж больно хотелось ему заполучить защитницу от солнечных ливней и бликов.
Щелкнул он Суровцева за кассой дважды, при этом Динэр Петрович выгуливал по лицу жалостливую, страдальческую гримасу.
— Пусть друзья думают, что у меня на душе кошки скребут! — объяснил он.
— Где еще снимать? — сухо спросил Андрей. — Тринадцать кадров осталось.
Суровцев приподнял брови, во всем облике его появилось что-то недоброе, хищное.
— Тринадцать? — переспросил он. — Это хорошо. Число знаменитое. Его надо в дело пустить, распорядиться с умом. Что же нам с тобой делать?.. Знаешь что, приходи вечерком ко мне домой — там и достреляешь остальные тринадцать. Придешь?
— А здесь нельзя? — огорчился Андрей оттяжке. — Тоже можно придумать что-нибудь…
— Лучше — дома! — отрезал Динэр Петрович. — Мыслишка одна появилась… А это только дома можно сделать… Да и блендочку не в магазине держу, а дома. Закончишь дело — и заберешь. Договорились?
Это был капкан. Андрей выдавил покорно:
— Ладно, приду.
— Честное пионерское? — переспросил Суровцев.
— Честное пионерское.
Суровцев не оставлял Андрею выбора. Уже уходя из магазина, Андрей спросил:
— А у вас темно?
— В смысле? — насторожился Суровцев.
— Дома, спрашиваю, темно? Вспышку с собой брать?
— Возьми, возьми! Сгодится… К восьми приходи… Пойдет?..
… Дверь Андрею открыла Катя Суровцева. Удивилась:
