не тайна. Отнесут и тихонько на место положат. Я так думаю…
Мы вышли во двор, и тут меня позвала мама.
— Тебе из редакции звонили! — крикнула она с балкона. — Очень срочное дело.
— Пошли, — сказал я Борьке. — Это Сиропов.
— Не может быть. Он же с Крякиным дальше поехал. Турне у них сегодня.
Борька оказался прав. Это был не Сиропов. Звонили из секретариата.
— Ой, какие вы молодцы, что сами позвонили! — обрадовалась незнакомая нам девушка. — Тут, понимаете, какое дело. Случайно мы нашли на столе, у Сиропова ваше интервью с Быковым. Дадим на первое апреля! Это будет целый номер смешных случаев, недоразумений, розыгрышей, ну вы понимаете… А я сейчас прочла и увидела, что нет имени-отчества вашего Быкова. Вы что — забыли или не знаете?
— Знаем… — растерянно уронил я. — А разве… Разве вы это напечатаете?
— Конечно! Это же самый интересный материал номера! Настоящий гвоздь! И чего Сиропов его прятал — ума не приложу. Мы и вводку написали — как все у вас вышло. В общем — здорово! Молодцы, Игреки! Отличная шутка… Ну так как же с именем?
Василий Карпович он… — безвольно диктовал я. — Да, геодезист…
Спасибо! И обязательно приходите — буду вас ждать!
Девушка положила трубку, а я все держал свою трубку в руке, от растерянности не зная, что делать и как сказать о новости Борьке. Я почему-то сомневался, что он обрадуется.
Звонок в дверь прервал мои раздумья. Почтальон. Телеграмма… Из Владивостока. От Акрама!
— Мама! Мама!..
ПРИЛЕТАЮ ВЕЧЕРОМ ДЛИТЕЛЬНЫЙ ОТПУСК ТЧК. ГОТОВЬТЕ ЦУНАМИ ШАМПАНСКОГО ВСКЛ АКРАМ ТИХООКЕАНСКИЙ»
Мама всплеснула руками, испачканными в муке, и принялась вытирать ими заблестевшие глаза.
— Папе позвони! — заторопила она меня, изучая телеграмму.
— Хоп! — воскликнул я, бросаясь к телефону.
— Гляди! — показала она. — Он ее в восемь утра дал. Значит, уже в пути.
Наконец-то приезжает Акрам! Вот здорово! Но как же быть с медалями?
Интересно, понесли ли их Ромка с Шакалом в школу? А если нет?.. Что нам делать тогда?
ФЕЙСОМ ПО ТЕЙБЛУ, ИЛИ ВЫЕЗДНОЕ ЗАСЕДАНИЕ ПЕДСОВЕТА
Легко сказать — готовьте цунами.
Про то, как его готовить, ни в одной поваренной книге не прочтешь. Цунами — это ведь вам не лагман и не борщ. Цунами — это скандал. И не только на море. А скандал кто любит?
— Пошли варить цунами! — мигнул я Борьке.
Я спать хочу, — честно признался Самохвалов, — Какое еще цунами!
К Ромке пошли. К Шакалу пошли. Скажем, что все знаем.
— А это им уже без тебя Щипахин сказал.
— А если не сказал? Вот взял — и не сказал. Отдал — и делайте, что хотите. Айда…
Ромка, как обычно, царил у теннисного стола, вышибая очередников одного за другим.
— Тебе чего? — нахмурился он, поймав мой взгляд.
— Пойдем к гаражам, — спокойно сказал я. — Разговор есть.
Мы отошли и я сказал:
— Медали надо вернуть. Нехорошо.
Ромка положил мне на плечи тяжелые свои ладони и полюбопытствовал:
— Хочешь в морду?
Я медали хочу… Чтоб ты вернул.
И я тоже, — подтвердил Борька.
— Понимаю! — кивнул Ромка. — Ты тоже в морду хочешь. Сейчас мы вам это организуем! — и он замахал рукой:
— Шакал, иди скорей, дело есть! Проект!..
Подбежал Шакал и Ромка спросил его:
— Сэр, у вас случайно рука не чешется? Есть редкая возможность устранить зуд.
Шакал, противно хихикая, стал надвигаться на меня, поплевывая на ладони.
— Учти, Ромка! — предупредил я. — Вечером из Владивостока брат приезжает. Моряк. Мастер спорта. Если будете тянуть — он вас отдубасит, как акулу на палубе. Я не шучу.
— Ах, как я испугался! — засмеялся Суровцев. — Прямо-таки сегодня специально и приезжает? Ты эту басню лучше своему Пирамидону расскажи.
И тут Борька спросил Ромку:
— Кассета с копией нужна? Та самая…
Погоди! — остановилСуровцев Шакала. — Из малышей, кажется, хлынула информация. Стало быть, есть все-таки копия? Переписали все-таки? Где она?
В швейцарском банке! — сказал я. — Очень надежно.
— Когда вернете?
— Если хотите — поменяем. На медали. Мы их сами хозяину вернем.
Ромка задумался и зло процедил:
— А если у нас нет медалей?
— Значит не будет и кассеты. Мы ее завтра Леопарду Самсонычу отнесем. Пусть послушает, что там твой батя про него говорит. Пожалуйста, мы не навязываемся.
У Ромки округлились глаза.
— Ты что! — зарычал он. — Обалдел, да? Мне же через месяц школу кончать. Всю малину мне оборвать хочешь?!
— Тогда давай медали.
Шакал упер руки в бока и процедил:
Да что ты с ними, Ромчел, цацкаешься? Фейсом их по тейблу — и весь им ай лав ю! Мордой, говорю, об стол — и все дела!
Да погоди ты! — цыкнул на Шакала Суровцев. — Тебе-то что. А на меня у них целая кассета намотана. Запросто можно подзалететь с папашей вместе.
Шакал развел руками:
— Тогда зачем шуметь? Махни ее на железки, пока, они согласны. Пусть потом что хотят говорят. Не пойман — не вор. Еще на них самих и подумают. Соглашайся.
— Тащите… кассету… — мрачно выдавил Ромка. — Щас поменяемся. Я тоже сюда их вынесу.
Я мельком глянул на Борьку. Что делать? Никакой копии у нас ведь и в помине нет. Борька все понял.
Не-е… — протянул Самохвалов. — Здесь не пойдет. Это не серьезно… Давайте лучше ко мне.
Зачем же домой? — закапризничал Ромка. — А мамаша?
— Мама в театре. Никого нет.
— Ол райт! — согласился Ромка. — Сейчас придем к тебе. Отпирай свою кибитку.
Ромка с Шакалом пошли за медалями, а мы побежали к Самохвалову, путем лихорадочно размышляя, что бы нам теперь предпринять. Положение, честно говоря, было безвыходным. Ведь, поняв, что кассеты у нас нет, Ромка не отдаст и медали. Мы так ничего и не успели придумать, как в дверь позвонили Суровцев с верзилой Шакалом. Они осторожно вошли в квартиру, заглянули в спальню, на кухню и балкон, и только
