Предок пока не объявлялся, видимо, спал после вчерашнего загула. Приведя себя в порядок и поев, я опять пошел к графине, проследить, как она будет реагировать после пробуждения на дневной свет и свежий воздух. К тому же следовало проконтролировать ее диету. Мне было пока не ясно, по какой причине ее загоняют в гроб, из-за господствующих в эту эпоху дурацких научных теорий, требующих для больных минимального контакта с «грубой» природой, или намеренно.
У входа в спальное крыло дворца, мне встретился управляющий. Барон был по-прежнему предельно доброжелателен и первым делом сообщил, как продвигается ремонт нашего рыдвана.
Работы осталось на день-два, так что послезавтра, по его словам, мы сможем продолжить свое путешествие. После этого зашел разговор о самочувствии хозяйки.
— Я очень беспокоюсь о здоровье Зинаиды Николаевны, — признался управляющий. — Не вреден ли ей свежий воздух? Она очень больна.
Я состроил наивную мину и уверил его, что свежий воздух больной будет только на пользу.
— Вы, барон, вероятно плохо знакомы с последними достижениями медицины — в Кильском и Лейпцигском университетах разработан новый метод лечения внутренних болезней активной воздушной средой.
Фон Герц, состроив умную мину, внимательно слушал последние медицинские известия в моей вольной научной трактовке.
— А доктора Вюрцбургского университета настоятельно рекомендуют лунно-воздушные ванны! Я же лечу графиню по методу Гейдельбергского университета. Вы слышали об их теории?
— Как же, как же, только не очень отчетливо.
— Это очень интересная теория, как-нибудь я вам о ней подробно расскажу.
Спорить против достижений науки собственной родины фон Герц не осмелился, потому попытался найти вескую оговорку:
— Я, конечно, согласен с новыми научными теориями, когда дело касается германского воздуха. И всё-таки я боюсь, что Зинаиде Николаевне российский воздух может пойти во вред.
— Воздух, барон, — везде воздух, даже в Африке. Господь создавал землю не по границам государств, так что будьте благонадежны, теории германских врачей самые правильные и передовые!
Фон Герц состроил уважительную гримасу и пообещал предельно ускорить ремонт кареты. После чего мы с ним сердечно распрощались. Я проводил его взглядом, злорадно представляя, как он неприятно удивится, если мы останемся еще на пару дней окончательно разобраться со здоровьем графини.
Камеристка Наташа искренне обрадовалась моему приходу, видимо умирала от скуки в одиночестве.
— Ну-с, что у вас нового? — спросил я докторским тоном.
— Зинаида Николаевна проснулись и позавтракали. Теперь отдыхают.
— Окна не закрыли?
Девушка смутилась и нерешительно кивнула головой, — понимай, мол, как хочешь.
— Я к ней зайду на минуту, — сказал я.
— Графиня просила ее не беспокоить.
— Наташа, здесь опять командовал барон?
Девушка незаметно кивнула и с беспокойством покосилась на дверь из комнаты, на которую я раньше не обратил внимания.
— Вы там живете? — тихо спросил я, проследив ее взгляд. — Там сейчас кто-нибудь есть?
Наташа молча кивнула. Подставлять девушку под гнев управляющего я не решился, похоже, у них здесь были очень не простые отношения.
— Что графиня ела на завтрак? — громко поинтересовался я официальным голосом, подмигнув девушке, что понимаю складывающиеся обстоятельства.
— Кофий и устрицы, — ответила девушка.
— Что? — поразился я. — Откуда тут устрицы?
— Не знаю, об этом нужно спросить на кухне.
— Ладно, пойду, узнаю. Кажется, я велел кормить больную бульонами и овощами! — нарочито громко, чтобы слышали в соседнем помещении, сказал я.
Что-то барон всё меньше делался мне симпатичен. Соленые устрицы, — а какие еще здесь могли быть? — не самая лучшая еда для доведенной до дистрофии женщины. Покинув покои хозяйки, я прямиком отправился разыскивать кухню. Так как спросить было не у кого, я подошел к часовым у входа:
— Где здесь кухня? — спросил я у одного из истуканов.
— Was Sie, Herr wollen? Ich verstehe Sie nicht, — ответил он мне по- немецки.
— Говоришь, что не понимаешь? Wo hier die Kuche? — вырулил я ситуацию, с трудом подобрав немецкие слова.
— Die Kuche in jedem Gebaude, — ответил немец, указав алебардой на здание в котором находилась кухня.
Я поблагодарил и пошел разбираться с поварами. Как я и думал, приказ накормить хозяйку устрицами отдал управляющий. Шеф-повар, не зная моего статуса и положения, был осторожен и хотел казаться нейтральным. После небольшой заминки даже согласился показать бочонок с устрицами, которые пошли на завтрак графини. В устрицах я не разбираюсь категорически, потому мог только проверить их на запах.
— Приготовь-ка ты, голубчик, — велел я шефу, и точно рассказал какие блюда и как ему нужно сделать. — И вели отнести хозяйке.
Повар таким простым заказом был крайне удивлен, но привычка к барским выкрутасам и выучка повиноваться без возражений не позволили ему раскритиковать мое меню.
— Чтобы через час всё было готово, — приказал я.
— Как скажете, барин, — ответил, кланяясь, он.
Разобравшись с диетой, я пошел проверить, как ремонтируется наш рыдван. Неожиданно у меня объявился попутчик — вчерашний библиотекарь.
— Гутен морген, гер доктор! — радостно приветствовал он меня, внезапно выходя из-за кустов.
— Здравствуйте хеер дер библиотекарь, — ответил я.
— Куда изволить шествовать?
— В дорф, село, — ответил я.
— О, нам один путь! — обрадовался он.
Мы пошли вместе. Было заметно, что библиотекаря что-то тревожит. Он просительно поглядывал в мою сторону, несколько раз порываясь заговорить. Наконец его прорвало:
— Вы иметь ошень интересирт книга! — сообщил он.
— А то! — гордо ответил я. — Неинтересных не держим.
— Я иметь желать покупать ваш бух!
— Не просто бух, а гроссбух! — для порядка прибавил я.
— О, да — это есть гроссбух! Я давать за эта книга десять рублей ассигнацией! Это очень хороша цена, — добавил он, не увидев восторга на моем лице.
— Эта книга не продается, — ответил я, — тем более что я сам купил ее за
