Я извинился, и мы с ним отошли в сторонку.
— Здесь Алевтина? — сразу же спросил он.
— Да, мы даже виделись, только подходить к ней опасно.
— Почему?
Я рассказал о царском приказе. Дополнил своим комментарием:
— Придется ее пока оставить здесь. Не приведи Господь, поймают, сразу же убьют. Не в Америку же нам бежать. Сначала подготовлю надежное укрытие.
— Дела, — покачал головой солдат. — У меня тоже беда.
— Что еще случилось?
— Помнишь я тебе рассказывал про мальчишку-полковника, из-за которого пришлось мне дезертировать из полка?
— Это тот, что шпицрутенами тебя хотел забить?
— Он.
— И что?
— Только что прибыл в монастырь с семейством, видать, грехи замаливать. Боюсь, если меня узнает, худо будет.
— Вот почему ты согласился мальчишек в имение отвезти!
— Уберусь пока подобру-поздорову. Давай на всякий случай простимся. Коли умыкать Алевтину не будешь, я тебе без надобности. Я, пока ты с настоятельницей возился, уже приготовился в бега. Сундук с твоим багажом у кастелянши. Ну, прощай что ли. Спасибо за все. Не поминай лихом. Обниматься не будем, на нас смотрят.
— Прощай, Иван, даст Бог, свидимся. Не в этом времени, так жди в гости в двадцать первом веке! Привет Марфе Оковне!
Офицеры простились с нами, пообещав вернуться не позже чем послезавтра, и вместе с Иваном пошли в сторону монастырских служб. Я остался с Юлией и Митей.
Красавица была сердита и смотрела на меня злыми глазами.
— Ты зачем разрешил им карету забрать? — набросилась она на меня.
— А почему ты решила, что я все отдам тебе? — рассердился я. — Я и сам, кстати, остался без коляски.
Ее прекрасные эмалевые глаза стали твердыми и холодными.
— Смотри, Лизонька, потом не пожалей!
— Хорошо, постараюсь, — легкомысленно пообещал я, не представляя, какую пакость, кроме разоблачения моего пола, может сделать мне это легкомысленное создание. О том, что у Юлии хватит на это ума, я и не помышлял. Рядом с нами стоял Митя и смотрел обожающими глазами на свою богиню. Даже ему ей будет трудно объяснить, что она столько времени делала в одной постели с переодетым мужчиной.
Мы разошлись, и я пошел смотреть, как будут уезжать офицеры. Юного полковника пока в монастырском дворе видно не было, и наша карета отбыла без приключений.
Оставшуюся часть дня до вечера я слонялся по монастырю, заглядывал в кельи, с подсознательной надеждой встретить Алю. Потом обошел город, посмотрел церкви, походил по рынку, и когда стемнело, вернулся в странноприимный дом.
В нашей келье было пусто. Юля куда-то запропастилась, и я подумал, что она не хочет встречаться со мной после утренней стычки. Время тянулось мучительно медленно, за мной все не приходили Наконец, когда я почти отчаялся, в дверь тихо постучали. Я буквально выскочил в коридор. Там стояла пожилая монахиня.
— Можно идти, — просто сказала она и, повернувшись, пошла к выходу. Я поспешил следом.
— Отстаньте и идите в пяти шагах от меня, — через плечо сказала черница.
Я послушно исполнил ее приказание и шел следом, стараясь сдерживаться и не убыстрять шаг. Мы вышли из наших палат, и по темному двору направились в обход монастырской церкви в ту часть комплекса, в которой я еще не был. Вскоре кончились постройки, и мы теперь шли между убранных и перекопанных огородных грядок.
— Скоро придем, — так же через плечо сказала монахиня.
Показалась ограда, но мы не дошли до нее и свернули к небольшому строению, больше похожему на строжку, чем на жилое помещение.
— Зайдите, там вас ждут, — опять не глядя на меня, сказала черница. — Через час я зайду за вами. Помните, что вы обещали матушке.
Я невнятно пробормотал «спасибо», и быстро вошел в темные сени через низкую дверь.
— Иди сюда, — прошептал знакомый голос, и маленькая горячая рука нашла мою руку. Я подчинился, мы куда-то пошли и оказались в небольшой, освещенной сальной свечой комнате.
Я остановился на пороге и смотрел в скрытое тенью Алино лицо.
— Кто вы такой? — дрогнувшим голосом спросила она.
— Алечка. Это я, просто одет в женское платье и поменял свою внешность. Покопайся у меня в голове, и тебе все станет понятно. У нас мало времени, всего один час. Я тебе расскажу, что происходит, и договоримся, как нам нужно поступать.
— Это правда ты? — не слушая меня, прошептала она и вдруг заплакала. — Я так измучилась! Ты возьмешь меня отсюда?
Я обнял ее вздрагивающие плечи и прижал к себе.
— Нет, пока это невозможно, если нас поймают, то обоих убьют, — я намерено сказал «нас», чтобы у Али не возникло желание рискнуть только своей жизнью. — Это приказал царь. Но он скоро умрет, и ты будешь свободна.
— Хорошо, — без ненужных вопросов поверила она.
— Теперь к тебе будут совсем по-другому относиться. Я вылечил настоятельницу и оставил деньги на твое содержание.
— А ты, — она замялась, но потом все-таки спросила, — ты тогда станешь прежним?
— Надеюсь. Таким я стал не по своему желанию. Сидел под арестом в крепости вместе с одним человеком, мы вместе бежали, и он, чтобы меня не поймали, изменил мою внешность. А почему ты меня сразу не узнала? Разучилась понимать чужие мысли?
— Нет, научилась их не слушать. Иначе можно сойти с ума. Представляешь, что думают люди про себя?
— Догадываюсь.
— Кажется, что все говорят, говорят, без остановки, как будто нельзя без этого. А сколько кругом лжи и злобы! Иногда лучше ничего не слышать, иначе начинаешь всех подряд ненавидеть и бояться.
— Представляю, — сказал я. — Действительно, дар у тебя полезный, но трудный.
— Нет, когда научишься не подслушивать чужие мысли, то доходит только слабый гул, похожий на шелест листвы в лесу, он не мешает.
— Тебе было очень страшно одной?
— Нет, не очень, — сквозь слезы улыбнулась Аля, — я все время чувствовала, что ты меня пытаешься выручить. И это ничего, что у тебя были другие женщины. Ты зря от этого мучишься. Я не в обиде. Ты молодой, и тебе трудно устоять.
— Я… я… понимаешь, как-то так получалось…
— Я знаю, ты каждый раз стыдился и переживал. Это лишнее.
Меньше всего на свете мне хотелось получить от нее индульгенцию, мне
