«отношения». Я по-новому взглянул на Гутмахера. На Ромео он явно не тянул, но в молодежной куртке со стянутой в хвостик пегой гривой выглядел действительно «импозантно»: то ли тинэйджером-перестарком, то ли фиг его знает кем. Однако, никак не пенсионером. То, что у него был шарм, и смотрелся он мужественно, я не мог не признать. Правда, не в сравнении с моей блудливой юницей. Все-таки свежесть юности, нежная кожа и блестящие глазки в любовных игрищах, по моему разумению, стоят больше, чем героическая старость. Оля, между тем, не забывая об «изящных манерах», сметала все, что было возможно разжевать, одновременно продолжая пытаться оставаться нежным, романтическим созданием. Мы с Гутмахером, любуясь ею, молча допивали кофе.
— Что-нибудь еще хочешь? — риторически поинтересовался я, когда девушка, откинувшись на спинку стула, отодвинула от себя последнюю опустевшую тарелку.
— Что ты, что ты! — засмущавшись, ответила она, тупя глазки. — Я сыта, если только еще немножко сладкого…
— Официантка! — неожиданно пронзительно, так, что я невольно вздрогнул, закричал Гутмахер. — Шампанского, фруктов и торт!
— А Оля, того, случайно не лопнет? — совершенно не романтично полюбопытствовал я.
— Извините, Алексей! Я считал вас интеллигентным человеком, но, вероятно, я ошибся! — взвился старый пижон.
— Если бы ты пережил то, что пережила я! — вмешалась в разговор Ольга.
— Да ради Бога, пусть съест хоть два торта, я только боялся, что она лопнет и всех обрызгает! — проигнорировав Ольгину декларацию, ответил я Аарону Моисеевичу. — Только помните, что мы приехали сюда не устраивать встречу двух одиноких сердец, и нам нужно быстрее сматываться, пока «темные силы» нас не застукали.
— Так будете еще заказывать или как? — поинтересовалась недовольная официантка, отвлекшись от беседы с напарницей. — Спиртного не подаем, а из фруктов есть только яблоки…
— Спасибо, больше ничего не нужно, сколько с нас? — ответил я за всех.
— Двести шестьдесят семь рублей, — сказала официантка.
— Ни фига себе! — поразился я.
— У нас ресторан высшей категории! — с легким прозрением к моей проявившейся финансовой несостоятельности произнесла служительница общественного питания.
— Так и я о том же.
— Действительно, здесь все ужасно дорого, — согласился со мной Гутмахер, наблюдая, как я расплачиваюсь.
— Даже и не знал, что еще существуют такие цены, — признался я, когда мы вышли наружу. — За такие деньги в Москве можно выпить от силы две чашечки кофе.
— Да? А я подумал, что это дорого.
— Ну, и куда мы теперь поедем? — наконец нарушила молчание обиженная Ольга.
Вопрос был, что называется, «интересный». До ее явления я планировал сначала посетить дом Поэта, а после этого тихонько удалиться в далекую провинцию, в город Загорск, где, цитируя поэта Иосифа Бродского: «и от Цезаря далеко, и от вьюги… лебезить не нужно, трусить, торопиться», и там переждать пик активности розысков. Однако, предполагаемая засада и состояние дорог кардинально нарушили все планы.
— Может быть, поищем какой-нибудь пансионат или гостиницу? — не очень уверенно предложил я.
— Опять пансионат! — возмутилась Ольга. — Тебе что, того раза было мало?
— Давайте все-таки сначала проверим тот дом, а потом поедем ко мне на дачу, — неожиданно предложил Гутмахер.
— Ничего не получится, в доме нас ждет засада, — сказал я и передал ему рассказ Ольги о ее последних подвигах и агентурных открытиях.
— Ну, такую засаду убрать несложно, — задумчиво сказал Аарон Моисеевич. — Позвоните вашему знакомому и скажите, что знаете, что вас там ждут. А пока поехали ко мне. Дачка у меня зимняя, там есть банька, да и ехать отсюда недалеко.
— Ой, хочу на дачу! — завизжала девушка. — Хочу в баньку!
— А мы сможем туда добраться по такому снегу? — засомневался я в возможностях нашего «Москвича».
— Наверное, сможем. Впрочем, что мы теряем, — сказал Гутмахер.
— Тем более, что едем на «Москвиче», — не без сарказма подытожил я разговор. — Ладно, только я сначала позвоню! Давайте ваш телефон.
— Звони лучше с моего, — предложила Ольга, у меня в памяти есть все их номера.
Сначала я попытался связаться с дачей Круговых. Трубку там никто не взял.
Потом позвонил Андрею. Его телефон оказался недоступен.
— Что они там, все вымерли, — ругнулся я и вызвал самого папеньку.
Он откликнулся тотчас, как будто держал трубку в руке. Он истерично закричал, даже не дав мне представиться.
— Ты, тварь, сволочь! Ты знаешь, что наделала?!
Он решил, что ему звонит Ольга, и так выказывал свое отношение к ее недавнему поступку. Пришлось его разочаровать.
— Здравствуйте, Вениамин Ананьевич, — вежливо поздоровался я, — как поживаете?
— А это ты, — сразу узнал он мой голос. — Хочешь позлорадствовать?
— В каком смысле? — начал говорить я и вспомнил, что у них на даче был пожар. — Вы о пожаре? Надеюсь, все обошлось? Потушили?
— Потушили, только Андрей погиб, — сказал он потухшим голосом.
— То есть как погиб? — невольно воскликнул я. — Вы это серьезно?
— Серьезней не бывает. Вам с той маленькой сучкой теперь не жить. Я не я буду, если вас не достану!
Угроза прозвучала серьезно, но меня заинтересовало другое:
— Как это случилось?
— На него упала горящая балка. Мой сынок, — проскрипел голос безутешного отца, и из его горла вырвалось сдавленное рыдание.
— Вы что, не успели уйти из дома? — спросил я, с трудом представляя, что молодого здорового парня больше нет в живых.
— Нет, он спасал наше имущество. Запомни, Андрей был моим единственным сыном! Ты это понимаешь?!
— Примите мои соболезнования.
— Какие соболезнования, что там случилось? — вцепилась мне в рукав Дубова.
— Погоди, — оттолкнул я ее, — потом расскажу,
— Это ты и твоя сестра во всем виноваты! Если вы не вернете машину, то я не знаю, что с вами сделаю!
Было похоже, что несчастье так и не смягчило суровое сердце милицейского чиновника. Градус моего сочувствия тотчас опустился до точки замерзания, и я заговорил о деле:
