— Я лучше здесь посижу, — отказался я от любопытной экскурсии в лесные схороны. Мне было уверенней чувствовать себя, имея вокруг оперативный простор. То, как был замаскирован разбойничий лагерь, напоминало тайные убежища литовских лесных братьев, после окончания Второй мировой войны много лет воевавших с Советской властью. Похоже, что у таинственного Чувака был богатый опыт партизанской войны.
— Долго он будет спать? — спросил я Павла.
— А Чувак не спит, он придуривается и наблюдает за тобой со стороны, — откровенно ответил он. После вчерашнего небольшого недоразумения у нас установились вполне доверительные отношения. Это было уже понятно по тому, что Павел привел меня в такое тайное, замаскированное место. Впрочем, нельзя было исключать и того, что меня не собираются отсюда выпускать.
— Ладно, пусть себе наблюдает, — сказал я, незаметно косясь по сторонам.
— Сейчас пожалует, — предупредил спутник.
И, правда, невдалеке раздвинулись кусты, и в нашу строну направилось два человека. Они были одеты в городское платье и вооружены, как говорится, до зубов. Если бы я встретил таких людей в обычных условиях, никогда бы не подумал, что они лесные разбойники. Они спокойно подошли к нам и поздоровались. Я ответил точно таким же вежливым, без подобострастия поклоном.
— Какими к нам судьбами? — спросил среднего роста человек в дорогой собольей шапке.
За обоих ответил Павел:
— Да вот, Чувак, привел к тебе своего друга, у него к тебе дело.
— Мы, кажется, не знакомы, — вполне светски сказал атаман, впрочем, рассматривая меня настороженными глазами.
Я назвался, не очень акцентируя свой социальный статус.
— Ну, а мое прозвище ты знаешь, — сказал он.
— Имя у тебя необычное, никогда такого не слышал. Откуда оно?
— А тебе, чувачок, этого знать и не надо!
— Ясно, — сказал я, рассматривая такого же, как и я, временного бродягу. — И давно, братан, ты сюда откинулся? — спросил я на современном, приблатненном русском языке.
В этот момент надо было видеть лицо атамана: глаза у него стали круглыми, а рот открылся так, что стали видны нижние зубы и язык.
— Ты кто такой? — спросил он, с трудом подбирая новорусские слова.
— Путешественник, — коротко ответил я.
— Из какого века?
— Двадцать первого, а ты?
— Чувак, ты знаешь, бляха-муха, вот не думал, не гадал! — бессвязно повторял он. — Я думал один такой, вот радость-то!
Атаман, к удивлению Павла и своего спутника, бросился ко мне и прижал к груди.
— Давно ты здесь? — спросил он, отстраняясь, чтобы посмотреть мне в лицо.
У меня наша встреча не вызвала такой радости, как у него, но надо учесть, что я был морально готов к подобной встрече.
— Три месяца, — ответил я.
— Три месяца! — воскликнул он. — А я здесь уже без малого двадцать лет! Уже и не чаял встретить земляка!
Когда речь зашла о землячестве, лица свидетелей нашей встречи прояснились, им стала понятна радость атамана и объяснило непонятность нашего разговора.
— Захар, — обратился Чувак к своему спутнику, — иди, скажи бабам, чтобы готовили праздник. У меня сегодня дорогой гость!
Его спутник кивнул головой и быстро ушел.
— А разве вы не здесь живете? — удивился я, указывая на открытый лаз в подземное убежище.
— Нет, — засмеялся он, — это ловушка для дураков. Там один человек еле помещается. У нас и без того места для жизни хватает.
— Чувак, — заговорил до этого момента молчавший Павел, — а мне что делать?
— Пойдешь с нами, у меня сегодня праздник! Как тебе наш Пашка, не обижал? — спросил он меня.
— Обидишь такого, — ответил за меня Павел, — ночью мне чуть голову не срубил, а потом хотел в гнилой балке связанного оставить!
— Все нормально, — подтвердил я, — мы уже почти подружились. Здорово ваш Пашка под Иванушку-дурачка косит, едва меня не провел.
— Это он умеет, — подтвердил атаман, продолжая любовно меня рассматривать. — Как там наш Советский Союз?
— Приказал долго жить.
— Ты что, серьезно? — он даже остановился от неожиданности, так поразила его моя запоздалая новость.
— Давно уже развалился, теперь все республики стали независимыми государствам.
— Ну, надо же, и у нас тут невесть что делается. Слышал про нового царя? Будто бы сын Ивана Грозного воскрес? Говорят, царя Бориса детей в Москве поубивали! Он хоть и был гадом, но детей мне лично жалко!
Постепенно нормальная, современная речь у Чувака налаживалась, хотя он продолжал говорить со старорусским акцентом и через слово употреблял архаичные выражения.
— Вы вчера захватили моего парнишку, — перешел я на интересующую меня в данным момент тему, — как он?
— Так это ты вчера от нас ускакал? — чему-то обрадовался Чувак. — А твои товарищи у нас, с ними все в порядке, живые-здоровые.
— Второй не мой, он сам по себе, — сразу отказался я от Тараса Макаровича, — можете его себе оставить.
— А не жалко знакомца?
— Мы его только позавчера встретили, — сказал я, потом обратил внимание на смысл фразы и уточнил, — а что вы с пленными делаете?
Чувак немного смутился и ответил не сразу и уклончиво:
— Когда как, иногда выкуп берем…
То, что за нахального Тараса никто никакого выкупа платить не будет, было очевидно, потому я попросил конкретизировать, как поступают разбойники с теми, за кого не платят.
— По-разному, — опять попробовал уйти от ответа Чувак, — кого в холопы продаем… Времена такие, одним разбоем не проживешь. Богатые с охраной ездят, а у бедных брать нечего, вот и приходится крутиться.
— Короче, занимаетесь работорговлей! — помог я ему подобрать точное выражение.
— А что делать, у каждого своя судьба. Татары за наших хорошо платят. Особенно молодые, красивые девки в цене. На днях такую клевую чувиху заарканили, меньше чем за десять ефимок не отдам.
Меня «клевая чувиха» заинтересовала, но прежде нужно было освободить Ваню.
