помогать. Теперь это для меня была не наглая баба, а тяжело больная женщина.
Мне по-хорошему, нужно было просто повернуться и уйти, но на это-то как раз и не хватило характера. Я стоял в стороне и терпеливо ждал, когда женщине станет легче. Наконец спазмы желудка у нее кончились, и девушки уложили хозяйку на высоко взбитые подушки. Однако телесная немощь не угасила ее мятежный дух. Анна Глебова смотрела на меня полузакрытыми, но полными ненависти глазами.
— Вот видишь, что делает с человеком злоба? — сказал я, присаживаясь на край постели. — Если ты меня не послушаешься, то жить тебе, красавица, осталось от силы неделя.
— Ты кто? — спросила она пересохшими, потрескавшимися губами.
— Господний посланец, — наклоняясь к ней так, чтобы не услышали служанки, прошептал я. — Прибыл специально к тебе, вразумить и наставить на путь истинный!
Однако даже авторитет Господа не произвел на гордячку никакого впечатления. Действительно, проклятая баба, как ее называл подьячий, не признавала никаких авторитетов. Не знаю, как бы с ней разобрался Зигмунд Фрейд, я решил просто запугать. Правда времени на это не хватило.
— Филька! — не отрывая от меня взгляда, негромко позвала Глебова.
Как будто ожидая за дверью вызова, в комнату тотчас втиснулся совершенно невообразимой величины мужик. Таких мастодонтов я встречал всего несколько раз в жизни. Он поклонился и благоговейно воззрился на хрупкую госпожу.
— Филька, возьми этого холопа на конюшню и вразуми его, только не до смерти. Он мне еще пригодится.
Я встал с постели и ждал, что будет делать гигант. Филька молча протянул ко мне ручищу с толстенными красными пальцами. Я, чтобы он не дотянулся, чуть отступил к изголовью стоявшей вдоль стены лавки, на которой лежала хозяйка.
— Пошли со мной, — низким неразборчивым голосом позвал он.
Я сделал шаг навстречу и с хода ударил концом сапога точно по голени, чуть ниже колена. Подошва у меня была жесткая, укрепленная железной подковой, к тому же удар получился точный и очень сильный. У обычного человека неминуемо сломалась бы большая берцовая кость, но этот гигант даже не сразу почувствовал боль. Его только слегка качнуло назад. Однако, когда боль все-таки дошла до его головы, он закричал так, что бедные девушки опустились на пол, зажимая уши.
Второй удар, и тоже ногой, я нанес ему в пах. На этот раз он среагировал быстрее и упал на колени, прижимая руки к поврежденному месту. Такая жестокость была в этом случае необходима. Справится с таким могучим противником в честном кулачном бою я бы не смог ни при каких условиях, пришлось бы останавливать его оружием, что неминуемо привело к более тяжелым травмам.
Пока поверженный Филька выл и катался по полу, а я вновь присел на край воеводской постели. Оглушенная и напуганная Анна смотрела на меня с нескрываемым ужасом. Теперь до нее, кажется, дошло, что Господень гнев и суровый суд могут быть не только на том свете, но и на этом.
— Видишь, что ты наделала? — спросил я, пытаясь пробиться тихим голосом сквозь звероподобный вой.
— Замолчи, — наморщив нос, сказала госпожа, и Филька внезапно замолчал. Как ему это удалось, не представляю. Он просто сжался в один большой комок и застыл.
— Я узнала тебя! — глядя на меня сияющими глазами, горячо заговорила странная женщина. — Ты архангел Господень! Ты принес мне благую весть! Я буду новой девой Марией!
От такого неожиданного поворота сюжета теперь уже у меня глаза полезли на лоб. Однако разубеждать ненормальную я не стал, напротив, состроив благостную мину и подкатив глаза, сказал то, что в этой ситуации было единственно правильным:
— Да, жена ты одна блаженна между женами! Быть тебе Его невестой! Прими постриг и удались в пустыню. Прости врагов своих и у них моли прощение. Аминь!
Конечно, я мог бы более широко развить эту тему, но Филька уже приходил в себя и, чтобы не дискредитировать силы добра, мне пришлось спешно собираться в обратный путь. Перекрестив будущую Христову невесту, я перешагнул через лежащего на полу гиганта и покинул этот негостеприимный дом.
Разобравшись с одной заблудшей душой, я поспешил выяснить судьбу следующей. В нашей штаб-квартире царило благостное настроение сладострастия и лени. Никаких новостей от моих киллеров еще не поступало, и блудливый рында, спешно выздоровев, вместе со своей раскованной подругой наслаждались одиночеством и еще до сего часа не покинули постель. Мой приход их не смутил. Ваня тотчас скорчил болезненную мину и поведал, что всю ночь стоял на боевом посту и только недавно лег отдохнуть.
Дав необходимые инструкции, я оставил их наслаждаться любовью и верхом отправился в сторону цитадели власти. Уже давно было пора навестить государя, послушать его байки и отметиться своим присутствием при дворе.
В Кремле все оказалось без изменений. Государственные мужи усиленно имитировали управление страной, чиновники решали свои личные вопросы, царь совещался с зарубежными имиджмейкерами, готовя торжественную встречу матушки. На меня у него времени не нашлось. Я послонялся по коридорам власти, дождался благосклонного кивка сюзерена и отправился домой, как призывал в свое время, римский поэт Квинт Гораций Флакк, «ловить мгновение».
Честно говоря, во все время пребывания в этой эпохе мне выпадало на долю так мало позитивных эмоций, что теперь, когда у нас, наконец, определились отношения с Прасковьей, жалко было попусту терять время.
Уже выехав из Троицких ворот, я решил сделать небольшой крюк и разведать, что происходит в Замоскворечье. Любовь любовью, но и о делах забывать было нельзя. Добраться туда верхом было минутным делом. Я объехал имение с тыла и сразу же направился к кабаку, славному дешевым, качественным медом. Как несложно было предположить, ее гостеприимные чертоги не пустовали. Едва я туда вошел, тотчас увидел в глубине заведения Фому, того самого, что помогал Ване устроить мой побег. Следующим знакомым оказался один из участников вчерашнего утреннего нападения. Киллеры учли мой совет и «работали» с прохоровскими холопами. Мы с ним обменялись понимающими взглядами, он кивнул, дескать, дело делается, и все под контролем, после чего я присоединился к скучающему Фоме.
Думаю, нет необходимости описывать нашу трогательную встречу! Фома обрадовался мне, как родному, а когда я заказал ему кружку меда, от полноты чувств едва не прослезился. Единственное, что я не смог для него сделать, это составить компанию. Тяга к прекрасному полу у меня всегда превалирует над пристрастием к алкоголю.
По этому поводу можно развить целую теорию, разобраться, наконец, какой вид опьянения более сладостен, любовью или вином. Возможно, я когда-нибудь этим займусь, теперь же мне нужно было только узнать новости и, с чувством выполненного долга, отправиться на свидание с возлюбленной.
— Ты бы посмотрел, что у нас творилось утром! — отпив половину кружки боярского меда, принялся рассказывать Фома. — Дверь снаружи заперта, а тебя нет! Никанорыч сам обыскал весь терем, да только ничего не нашел!
— Совсем ничего? — уточнил я, памятуя о своей спрятанной под тряпьем в кладовой спецодежде.
— Так что было находить? — удивился моей тупости приятель. — Тебя же давно и след простыл!
— Ну, да, — согласился я, — об этом я как-то не подумал. И что было дальше?
— А чего могло быть? Пришел поп Сильвестр, который должен был из тебя бесов выгонять, да вместо этого снова освятил терем! Никанорыч второй день сам не свой ходит, ничего не