— А что там будет? — время от времени боязливо спрашивала Марфа. На нее мои россказни о будущем произвели большое впечатление, и теперь она срочно хотела увидеть хоть какое-нибудь «чудо-чудное», «диво-дивное», и испугаться.
— Консервы и сплошная химия, — вместо меня сердито отвечала Ульяна, правильно произнося непривычные слова.
— Нет, правда, там что, телега без лошадей? — не унималась она.
Ульяне про автомобили я не рассказывал, потому она никак не могла взять в толк, почему Марфе далась какая-то телега без лошади.
— Нет там никаких телег, зачем в лесу телега? Тут ей и проехать-то негде.
Я молчал, думал о том, что «день грядущий мне готовит». Уезжать, к тому же навек, всегда грустно. Как бы сиротливо бесприютен ни был этот мир, я к нему привык и по-своему полюбил. У каждой эпохи есть свои хорошие стороны, даже у эпох войн и перемен.
Чем дальше мы пробирались вглубь чащобы, тем тяжелее становилось на сердце. Уже многие места казались мне знакомыми, уже перестали щебетать птицы, распуганные защитными волновыми барьерами. Конец пути неотвратимо приближался.
— Вон! — сказала Ульяна, останавливаясь на высокой болотной кочке.
Я увидел знакомую крышу станции стилизованную под обычную крестьянскую избу, покосившуюся изгородь.
Мы молча стояли и смотрели.
— Ну, а теперь прощайте, — неожиданно для меня сказала девочка, — дальше я с вами не пойду.
— То есть как это? Ты что?
— Не хочу я здесь жить, лучше вернусь к дядьке Гривову, а то и замуж выйду.
— Ульяна, какая муха тебя укусила? И что ты не видела в деревне, там и без тебя проблем хватает, У Гривовых своих семеро по лавкам!
— Ничего, я в тягость никому не буду, как-нибудь не объем.
— При чем тут еда! Здесь спокойно, безопасно, чему-то можно научиться… Ну, не знаю, мне кажется, этот Юникс или как там его, тебе нравится.
— Нравится?! Вот еще, скажешь! Да он просто тормоз!
Марфа широко раскрыв глаза, слушала наш разговор, ничего не понимая.
— Ну, нравится он тебе или не нравится, это ваши дела, но зачем же делать такие резкие жесты.
— Дядя Алеша, я уже взрослая и не нужно мне парить мозги! — вновь вернулась к сленговой речи средневековая юница.
— Конечно взрослая, я разве спорю, но я бы на твоем месте…
— Вот когда будешь на моем месте, тогда и живи здесь, а я возвращаюсь к своим, — она замялась, боясь ошибиться в слове и тщательно выговорила, — к своим сов-ре-мен-ни-кам! И нечего надо мной смеяться!
— К кому ты возвращаешься? — встряла пораженная Марфа, чем окончательно разобидела Ульяну.
— А ты вообще молчи! — огрызнулась она.
Продолжать разговор в таком тоне было совершенно бессмысленно, тем более что ничего конкретного или стоящего предложить не мог. Общие рекомендации в стиле кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно», явно не проходили. Особенно учитывая переломный возраст оппонентки.
— Ульянушка, оставайся, как же ты одна в лесу, поди страшно, — сердобольно сказала Марфа, чем, кажется, окончательно заставила девчонку закусить удила.
— Без тебя знаю, — буркнула она. — Я вас довела, теперь пойду своей дорогой!
— Лучше поезжай, заодно вернешь в поместье лошадей, — сказал я, понимая, что Ульяну сейчас не переупрямишь.
Мы, почти не разговаривая, разгрузили вьюки с продовольствием, которым я на всякий случай запасся. Однако когда пришла пора расставаться, девочка смягчилась и даже украдкой всплакнула. Я представил, как ей теперь одиноко и попробовал уговорить остаться, однако она только покачала головой и заторопилась.
— Мне одной в лесу было так страшно, — тихо сказала Марфа, когда Ульяна с лошадьми затерялась между деревьями. — Вдруг разбойники нападут, или медведь задерет!
— Ничего с ней не случится, она будет очень долго жить, — ответил я, не входя в частности. — Ну что, пошли знакомиться с Юниксом?
Оставив свои вещи на месте, мы направились в сторону дома. Проход к нему я еще помнил и удачно обходил топи, придерживаясь единственной условной тропинки, которая к нему вела. Нас давно должны были заметить, но пока никакого движения на «объекте» на наблюдалось. Я решил, что оператор скрытно наблюдает за незнакомыми людьми, не спеша показываться сам.
— Ой! — воскликнула Марфа. — Смотри!
Я решил, что, наконец, объявился оператор, но девушка смотрела не в сторону избы, а в лес. Я проследил за ее взглядом, людей там видно не было:
— Что ты там видишь?
Она всплеснула руками и радостно закричала:
— Смотри, это же Полкан!
Теперь и я увидел, что к нам приближается облепленное репьями существо, отдаленно напоминающее моего пса.
— Полканушка, песик! — залопотала Марфа, бросаясь навстречу собаке.
Я даже не предполагал, что у них такая нежная дружба! Пес, который всегда был более чем сдержан, несся к девушке, перескакивая через кусты. Когда они встретились, положил ей лапы на плечи и облизал лицо. Меня он так никогда не жаловал! Марфа же прижала его голову к груди и принялась гладить.
— Значит, надумал вернуться? — спросил я собаку, когда радость от встречи немного улеглась, и на меня тоже обратили внимание. Полкан сделал характерное движение шеей, как будто глотал большой кусок. Это у него означало согласие и смущение.
— Ладно, — сказал я, так и не дождавшись большего внимания, чем приветливый взгляд, — вы оставайтесь, а я пойду искать здешнего хозяина.
Сняв с себя тяжелую шубу, я пошел вдоль забора.
Оператор меня удивлял. Он уже давно должен был нас заметить и объявиться. Оставалось думать, что он по каким-то обстоятельствам покинул станцию. Провизия у нас была, и подождать его мы могли здесь же в лесу, только возникал вопрос, когда он вернется и вернется ли!
Проникнуть на станцию я мог. Специальной защиты вроде высоковольтной ограды у нее не было. По словам Ульяны, уже после того, как я тут был весной, здесь установили какие-то «волны». Как я понял из ее путаных объяснений, это было что-то вроде психотронного барьера. У всех теплокровных попадавших в его поле, появлялось чувство безотчетного страха. Естественно, что люди и звери, сразу же отсюда уходили. Девочка, когда бежала со станции, смогла его преодолеть, так что сделать это, теоретически, мог и я. Пока же от этого воздерживался, не хотелось без особой нужды подвергать стрессу нервную систему.
Я направился к месту, где мы с Лешим раньше выходили за территорию станции. Там было что-то вроде примитивных ворот, сделанных, как и все внешние атрибуты станции, для обмана случайного соглядатая. Ходить вокруг «заколдованной усадьбы» было сплошным мучением, все
