– Что теперь? – нетерпеливо спросил Лао Ли.
– Ох! – Дин отнял от губ пустую рюмку. – Ох! Как только она пришла, я сразу все понял. Она не шла, а покачивалась, улыбалась и смотрела на свои ноги! Что-то не ладно! Мои птички тоже это поняли и как закричат! Я позвал Сючжэнь к себе. Давно не была она в моей комнате! Маленькая по пятам ходила за дядей Дином, моя девочка! Я стал расспрашивать ее по-хорошему, и она сказала про Сяо Чжао. Сама сказала!
– Что сказала? – Глаза Лао Ли стали совершенно круглыми.
– Сказала, что гуляла с ним, и не раз.
– И больше ничего?
– Пока ничего, но скоро это случится! Разве Сючжэнь устоит перед ним?
– Охо-хо!
– Ах, женщины. – Дин покачал головой. – С ними легко. Они, как созревшая дыня, дотронься – сразу лопнет; и в то же время трудно, труднее, чем залезть на небо! Я часто думаю – делать мне нечего, поэтому я часто думаю, мои пичуги помогают мне думать, – так вот я думаю, что настанет время, когда мужчина с кем захочет, с тем и будет, и женщина тоже. С этим ничего не поделаешь. И если один хочет другого удержать силой, кроме скандала ничего не выйдет. Я часто так думаю.
В душе Лао Ли восхищался Дином, но говорить об этом ему сейчас не хотелось, и он спросил:
– Как же быть?
– Как быть? Дин знает, иначе он не стал бы пить. Не те пока времена, чтобы делать все в открытую, надо пожалеть родителей. Мы должны помочь Чжан Дагэ. Если Сючжэнь сбежит с Сяо Чжао, Чжан Дагэ сойдет с ума, это точно. Но я разделаюсь с Сяо Чжао! Был бы он хорошим парнем, дело другое. Если девушке кто-нибудь нравится, ее не отговоришь, по опыту знаю! Но Сючжэнь слишком молода, она говорит, что ей интересно с ним. Нет, я расправлюсь с Сяо Чжао! Двадцать лет назад я пережил нечто подобное и до сих пор жалею, что не расправился с кем надо. Двадцать лет я ем хлеб Чжан Дагэ и должен его отблагодарить, непременно!
– Ты прикончишь Сяо Чжао?
– Другого выхода нет. Останется в живых, так Сючжэнь еще сильнее его полюбит. Она ведь женщина! Надо отправить его к предкам, тогда Сючжэнь забудет, – это лучше всего, лучше всего! Так ее не уговоришь!
– А о себе ты подумал? – с участием спросил Лао Ли.
– Что мне думать? Какой интерес жить? Никакого! Я и так напрасно прожил эти двадцать лет! Напрасно. Выпей со мной, господин Ли, это моя последняя рюмка, мне хочется ее выпить с близким другом, пожалуйста!
Лао Ли выпил.
– Ну, мне пора, – сказал Дин, посидел, подумал и добавил: – Моих пичуг, когда меня… отдай их Ину, господин Ли, других забот у меня нет.
Лао Ли хотел крепко пожать ему руку, но у него не хватило сил.
Дин сделал несколько шагов, потом возвратился: – Господин Ли, – лицо его пылало, – господин Ли, одолжи денег, надо купить одну штуку.
4
Лао Ли расхотелось идти к Чжан Дагэ. Все мысли его были сосредоточены на Дине, он не знал, восхищаться ему или жалеть этого человека, но удержать Дина ему и в голову не приходило, потому что убийство Сяо Чжао он считал благим делом. Лао Ли было стыдно: почему он сам не расправился с Сяо Чжао? Единственное оправдание – забота о семье; он не боялся, просто не имел права умереть. Но стоит ли приносить себя в жертву такой жене, всю жизнь прожить без взлетов и дерзаний? Да, он хуже Дина, живой труп. Даже Сяо Чжао боится обидеть, живет ради этой жалкой семьи, а три дня не разговаривает с женой! Он презирал себя и от
Земля еще дышала теплом. Сидеть было неудобно, но двигаться не хотелось. Южный край неба затянула красная пелена, светлая и зловещая. Из-за этой пелены, будто из потустороннего мира, неслись неясные звуки, шорохи: они нагоняли тоску и в то же время подавали надежду, – казалось, вселенная вращает гигантские жернова. Лао Ли опустил голову. Ему вспомнилась юность, летние вечера в деревне, когда он часами просиживал с книгой у огня. Сколько вилось вокруг всякой мошкары: она атаковала его со всех сторон… «Студент» – никто не называл его по имени, выказывая тем самым свое уважение. Когда ему исполнилось четырнадцать лет, он отправился в город учиться и сам стал считать себя студентом, воображая, будто книги могут принести славу всему его роду, всей стране, всему миру. Каждый новый иероглиф отдалял его от дома, зато приближал к жизни. Он оставался в мечтах студентом и после того, как прочел несколько рыцарских романов, под их влиянием дрался с однокашниками и однажды даже взят был на заметку директором школы. А это позор для «студента».
Наконец-то он в Пекине! Впервые попав в столицу, он увидел вдали такую же красную пелену, – казалось, этот огромный город стремится улететь в небо. Студент ли, школьник ли, он чувствовал себя посланцем будущего общества, который спустится с небес и поможет людям покинуть этот бренный мир… Женился. Хотел было воспротивиться воле родителей, но раздумал: у студента хватит сил изменить все, деревенскую девушку он превратит в небожительницу и вместе с ней улетит в облака. После окончания института он сфотографировался: губы неестественно улыбаются, глаза застыли, будто мертвые. Он стал искать работу. Любое дело, если делать его по совести, может принести пользу людям. Но возвращаться в деревню и обрабатывать землю он не хотел. У гаоляна, кукурузы высота всего несколько чи [56], а он мечтал вознестись к облакам. Иногда думал о революции, но считал, что
