– Что случилось? Ты почему так поздно?
Сянцзы положил постель на пол, опустился на нее и так, молча, сидел.
Лао Чэну было за тридцать, лицо и тело его покрывали чирьи. Сянцзы не был с ним особенно дружен – поздоровается при встрече да перебросится несколькими словами. Лишь когда госпожа Цао с госпожой Ван выезжали куда-нибудь вместе, их рикшам случалось вместе попить чаю и отдохнуть. К Лао Чэну Сянцзы относился без особого уважения: тот бегал быстро, но казался каким-то разболтанным, даже ручки коляски держал кое-как. Так Сянцзы и не сдружился с ним. Хотя Лао Чэн был добрым малым.
Но сегодня Лао Чэн показался Сянцзы самым родным человеком, и он испытывал к нему чувство горячей признательности, с трудом сдерживая волнение.
Ведь только что он бродил по ночному городу, не зная, куда приткнуться, а сейчас сидит в теплой комнате. Сердце у Сянцзы начало постепенно оттаивать.
Лао Чэн снова нырнул в постель и, кивнув на снятую куртку, сказал:
– Кури, Сянцзы, сигареты в кармане.
Сянцзы не курил, но ему было неудобно отказаться; он взял сигарету и сунул в рот.
– Так что же с тобой случилось? Хозяин выгнал?
– Нет, – пробормотал Сянцзы. – Господин Цао с семьей уехал, а мне страшно одному в доме.
– Какая-нибудь беда? – Лао Чэн привстал на постели.
– He знаю, но что-то стряслось. Даже Гаома уехала!
– И дом теперь без присмотра?
– Я запер ворота!
– Гм! – Лао Чэн призадумался. – Пожалуй, пойду скажу господину Вану!
– Завтра скажешь. Я пока сам ничего толком не знаю. Откуда было знать Сянцзы, что господин Цао читает
лекции в одном из учебных заведений, что начальство им недовольно и собирается его проучить за слишком смелые взгляды? Слухи об этом показались господину Цао несерьезными: он-то знал, как непоследовательны эти его «смелые взгляды» и как мало они в действительности значат. Единственное, что его по-настоящему интересовало, это искусство. Смешно, но его почему то считали революционером. Просто несерьезно! И он не обращал ни на что внимания, хотя студенты и коллеги советовали ему быть осторожнее. Самоуспокоенность не гарантирует безопасности, особенно в такое смутное время.
– Зимние каникулы – самый благоприятный момент для чистки в институте. Начались расследования и аресты. Господину Цао давно казалось, что за ним следят, и сейчас, когда подозрения подтвердились, он немедля приехал к своему приятелю Цзоу. Тот ему давно предлагал:
– В случае необходимости перебирайся ко мне! Сюда никто не посмеет сунуться.
У господина Цзоу были большие связи, а связи, как известно, сильнее закона.
– Побудешь у меня несколько дней, – пусть думают, что ты испугался, а я тем временем договорюсь с кем нужно. Возможно, придется потратиться. У меня везде свои люди; они получат деньги, а ты вернешься домой.
Сыщик Сунь хорошо знал, что Цао бывает у господина Цзоу и в случае опасности укроется у него. В расчеты полиции не входило ссориться с Цзоу, ей только и нужно было припугнуть Цао. Теперь полицейские надеялись получить взятку и прекратить дело под каким-нибудь благовидным предлогом. Сянцзы тут был ни при чем, но раз уж он подвернулся под руку, почему не сорвать с него хоть несколько юаней? Так Сунь и сделал.
Есть люди, которые найдут выход из любого положения. Не таким был Сянцзы. А защитить рикшу некому. За каждую горсть риса он расплачивается потом и кровью, отдает последние силы за жалкие медяки; он стоит на самой последней ступеньке общества, обреченный на все невзгоды, которые ему несут люди, законы, жизнь.
Сянцзы выкурил сигарету, но так ничего и не придумал. Он был беспомощным, как курица в руках повара. Все пошло прахом! Ему хотелось поговорить с Лао Чэном, посоветоваться, но он толком не умел ничего объяснить. Словно онемел от обрушившихся на него бед. Купил коляску – ее отняли, скопил деньги – отобрали. Надругались над всеми его мечтами! Неужели ему суждено всех бояться, даже бродячих собак, и до самой смерти безропотно сносить обиды?
Но сейчас не время думать о прошлом. Главное – что делать завтра? К господину Цао возвращаться нельзя. Куда же идти?
– Можно мне здесь переночевать? – спросил Сянцзы. Он чувствовал себя как бездомный пес, который нашел укромное место, но боится людей.
– Конечно! Куда идти в такую непогоду? На полу ляжешь? А можешь со мной…
Сянцзы не хотел стеснять Лао Чэна – ему и на полу неплохо.
Лао Чэн вскоре захрапел, а Сянцзы сколько ни ворочался, уснуть не мог. От холодного пота ватная подстилка задубела, как на морозе. Ноги сводило судорогой. Сквозь дверные щели проникал ветер и колол, словно иголками. Сянцзы зажмурился, натянул на голову одеяло. Храп Лао Чэна раздражал. Хотелось стукнуть его – может быть, стало бы легче. Становилось все холоднее, в горле першило, но Сянцзы старался не кашлять, боясь разбудить Лао Чэна.
Сон все не шел, и Сянцзы решил тихонько пойти посмотреть, что делается в доме Цао. Во дворе ни души, отчего бы не поживиться? Все равно все пошло прахом! Деньги, накопленные с таким трудом, у него отобрали. Из-за господина Цао. Почему же не взять у него хоть что-нибудь? Хозяин должен возместить убыток. Это справедливо!
Глаза у Сянцзы разгорелись, он уже не чувствовал холода. «Пойду! Попытаюсь вернуть свое!»
