уничтожу нечто важное, вот только для кого? Никаких посторонних голосов я больше не слышала, ни во сне, ни на яву. Но я готова была поклясться, что это не последняя наша встреча с чем-то чуждым и до боли знакомым.
— Рат-хани, приди ко мне! Ты нужна мне!
Голос, полный силы и какого-то невероятного безумия выдернул меня из реальности, заставляя смотреть на окружающий мир откуда-то сверху, отстраненно, будто я уже не принадлежу своему телу. Я видела свою комнату, Виктора, все еще игравшего на ковре, свое тело, застывшее на кровати, но не могла шевельнуться, закричать, позвать на помощь. Я чувствовала чье-то присутствие. Кто-то наблюдал за мной, здесь и сейчас, как будто стена, что некогда скрывала меня от опасности, истончившись, стала прозрачной. Холодный изучающий взгляд блуждал по мне с интересом исследователя, готовящегося препарировать новый экзотический вид. Где-то слышался плач ребенка, и я поймала себя на мысли, что он меня отвлекает от чего-то жизненно важного. Звук открывающейся двери, тяжелые шаги и взволнованный голос Дрэгона, который пытается вырвать меня из сладкой паутины забвения.
Она открыла глаза и, улыбнувшись, посмотрела на Владыку.
— Прости, что напугала, просто устала, — крепче прижавшись к обеспокоенному Дрэгону, Анна расслабленно прикрыла глаза, — как Виктор?
— Он взволнован, — Дрэгон, бережно опустив голову нарины на подушку, подошел к плачущему сыну, — все хорошо, Виктор, мама в порядке.
Но ребенок не замолкал, что-то продолжало его беспокоить.
— Может быть, он заболел? — забеспокоилась Анна.
— Не думаю, — Владыка внимательно осмотрел сына, — здесь совершенно другое. Подержи его.
Но на руках у матери малыш зашелся криком, его личико покраснело, маленькое тельце сотрясалось в судорогах.
— О боже! Неужели я ему навредила!
— Это невозможно, — Дрэгон взял сына на руки, — я покажу его Ньярлатхоту, возможно, он подскажет нечто разумное.
Едва нарин с сыном скрылись, Анна снова откинулась на подушки. Ее широко открытые, устремленные в одну точку глаза, подернуло дымкой, зрачки исчезли. Взгляд устремился через века, сквозь миллиарды световых лет, туда, где когда-то все началось.
XIV
Лэнг
Так начался второй дубль моей семейной жизни — Дрэгон, Виктор и я. Нельзя сказать, что наша «ячейка общества» была хотя бы отдаленно похожа на то, к чему я привыкла с детства. У нас не было бытовых, денежных и прочих проблем, которые усложняли жизнь большинству пар в моем мире. Все наши проблемы имели более глобальный характер и касались спасения мира, борьбы со злом, или тем, что для нас в данный момент этим злом являлось. Однако же, что-то омрачало мою жизнь, не давало полностью почувствовать себя, нет, не счастливой, а хотя бы спокойной. И ожидаемая катастрофа здесь была не причем.
Очень часто я ловила на себе задумчивый взгляд Дрэгона и чувствовала, что неразрешенные проблемы не исчезли, а лишь накапливаются, мешая иди дальше. Я понимала, что рано или поздно кому-то из нас придется затеять этот неприятный разговор, вот только у меня не хватало на это смелости, а Дрэгон, видя мое состояние, пытался щадить мои чувства. Так мы и жили, обговаривая насущные проблемы, все, что касается сына, но не касаясь того, что волновало нас в действительности.
— Ты дура, — как всегда без обиняков высказалась Нами, — неужели так трудно не думать об этом?
— Представь себе, это труднее, чем я думала, — призналась я.
Мы сидели на нашем любимом месте, где нас никто не мог бы услышать. Нами снова подняла тему моего пребывания в Даринии и разговора, которого я пыталась избежать.
— В конце концов, здесь нет твоей вины, — искренне возмутилась она, — да и делов-то! Ну, перепихнулась со своим дядюшкой, что же теперь сокрушаться! Главное — есть что вспомнить.
Мой собственный лексикон в интерпретации событий Нами заставил меня на некоторое время застыть в образе вселенского возмущения. Через мгновение все мое тело сотрясалось в приступе истерического смеха. Не знаю, чего в нем было больше — отчаяния, боли, или признания правоты моей подруги, но, видя озадаченное выражение лица утешительницы, мне стало намного легче.
— Скажешь, я не права? — дождавшись, пока я успокоюсь, спросила она, — сама же говорила — к жизни нужно относиться проще.
— Проще чем сейчас, я уже не смогу, — призналась я.
— Сможешь! К тому же, не каждому удается обратить плен себе на пользу. Он сделал тебя своей… как ты сказала… лаэр-кони? Не убил, хотя догадывался о твоих планах на побег, да и любовником был неплохим…
Видя, как я взвилась, она успокаивающе улыбнулась:
— Иначе бы ты здесь не сидела кающейся грешницей, а раздобыла бы что-то особо смертельное и гонялась за ним в желании порешить. Именно так ты бы поступила с коварным насильником. И вообще, я не понимаю, откуда в тебе это непонятное чувство вины перед Владыкой Дрэгоном. Думаешь, эти два года он провел в воздержании?
— Не знаю. И знать не хочу, — ответила я, почувствовав неприятный укол в сердце.
— Правильно. Незачем тебе это знать, потому что тебя это не касается. Как не касается его твоя жизнь в Даринии. И вообще, у меня создается такое впечатление, что ты испытываешь вину только потому, что в тебе живо старое восприятие бытия. Ты считаешь, что должна это чувствовать, взращивая в себе никому не нужное чувство вины.
— Нами! Я не хочу это обсуждать с тобой!
— Конечно! Ты хочешь обсуждать это со своим Владыкой! И кому от этого будет легче? Тебе или ему? Хочешь облегчить свою… как ты это называешь? Присущее лишь людям и начисто отсутствующее у нас, Древних… Ах, да — совесть!
— Хочу, — кивнула я.
— А может быть, ты снова хочешь загнать себя в сети вины перед Дрэгоном? Может быть, иначе ты не сможешь быть с ним вместе? Почему из всех мужчин, которые владели твоим телом, ты выбрала его?
Странный и абсурдный вопрос Нами заставил меня скривиться. К чему вся эта промывка мозгов? Неужели Ньярлатхот считает, что мне нужен толчок такого рода? Или Нами действительно думает, что на мой выбор оказало влияние что-то другое кроме любви?
— Скажи, когда ты была с Владыкой Дарэном, что на тебя повлияло — чувства, которые ты к нему испытываешь, или цель, что ты поставила перед собой?
— Можно пропустить этот вопрос? — с ехидцей ответила я.
— Пропускаем, — устраиваясь поудобнее, бросила Нами, — далее, Владыка Дрэгон. Скажи, когда ты осознала, что любишь его?
— Когда поняла, что могу его потерять, — в память ворвались непрошенные образы рушащейся пещеры и готового взорваться Глушителя.
— Не потеряв — не ценим, — заключила Нами, — но разве не ребенок подтолкнул тебя к окончательному выбору?
— Ты ведешь к тому, что я бесчувственная сука, которая выбрала того, с кем ей удобнее?
— Если бы ты оставалась среди людей, с их мелкими проблемами и страстями, ты могла бы считаться таковой, — обрадовала она меня, — но не здесь, не среди Древних, которые давно отказались от чувств, как от чего-то, что мешает жить в полной мере. Кстати, знаешь, в чем твоя проблема?
— Думаю, сейчас ты мне ее озвучишь, — я приготовилась к долгому разговору, хлебнув немного из
