Он неотрывно смотрел на Андрея, помаргивая. Снизу вверх. Глаза у него были тоскливыми, как у пуделя, хотя внешне капитан Ларин напоминал, скорее, симпатичного бульдога. Андрей рванулся возразить, но не успел.
– Кроме того, как вам понравится такой поворот сюжета? Наводчики нужны бандитам только ДО, а не ПОСЛЕ. Если у кого-нибудь из вас все-таки есть знакомые профессионалы, советую подумать над моей историей про бесхозную человеческую голову среди капусты.
Слушателя передернуло. Что-то случилось сегодня с его чувством юмора, каждая шутка вонзалась в воображение, как дротик в пуховую подушку.
– Давайте выпьем чаю? – предложил он, конвульсивно пытаясь отвлечься. – Пироги остались от вчерашнего. Могу предложить бутерброды с сыром…
– И взяток я тоже не беру, – прощально улыбнулся оперуполномоченный.
Андрей открыл гостю дверь.
Все.
12. Ты и она
Он целился в тебя из «Макарова», зло прищурившись. «Ну, все», – цедил он сквозь хищный оскал. Что – «все»? НЕ МОЖЕТ БЫТЬ. «Как ты мог? – цедил он. – Такое не прощается…» Пистолет был огромным, длинным, величиной с гарпунное ружье. Сейчас будет звук, которого ты не услышишь, сейчас темнота ударит тебя в лицо – как ты мог? Все, все, все! Последнее мгновение…
За мгновение до выстрела ты проснулся, обманув палача. Что-то огромное и длинное щекотало твое лицо, кто-то нежно дышал тебе в ухо, еле слышно произнося твое имя. «Это был всего лишь сон! – возликовал ты, поворачиваясь со спины на бок. – Надо было рассказать сотруднику угрозыска об ЭТОМ…» – подумал далее. Попросить, нет, потребовать защиты от взбесившегося кэгэбэшника! И что произошло бы затем? Поскольку заявитель проживает на чужой территории, ему вежливо порекомендовали бы обратиться по месту жительства – там, мол, штат отличным ребятами укомплектован, настоящими щуками… Ты открыл глаза и привстал на локте. Рядом была твоя жена – лицо к лицу – стояла возле кровати на коленях и счастливо улыбалась. Ты упал обратно. Она вновь склонилась над тобой, нарочно щекочась своими роскошными волосами. Ее волосы пахли табаком и чужой парфюмерией.
– Хватит спать.
Пять часов вечера. Опять – всего полчаса сна подарил тебе сегодняшний день. Ничего не слышал – ни как дверь хлопнула, ни шагов по комнате. Разбудили, сволочи…
– Я болею.
– Боже мой, я не знала…
– Ничего страшного, просто бронхит становится хроническим. Антибиотики не пью.
– Бедненький мой, несчастненький. Что мне с тобой делать?
– Собрать и выбросить.
С другой стороны, женщина пришла домой, уставшая до предела (тоже ведь ночь не спала), а тут муж – нате, в разобранном состоянии, к тому же опять скулит. Не мужчина. Позор…
– Лежи, не вставай. Температура есть?
– Не знаю. Сразу, как ты уехала, по новой пошло.
– Не вставай, говорю. Я схожу за Алисой.
– Алису мать приведет, примерно в пять часов.
– Понятно.
У нее несколько испортилось настроение – от предстоящей встречи со свекровью, которой не избежать. Встала, отошла к шкафу, начала раздеваться. Старый растянутый свитер ручной вязки, давно и прочно пропахший какой-то химией (скипидаром? лаком? жженым пенопластом?) и еще, разумеется, табачным дымом. Все в этом мире пропахло табачным дымом: тела и одежда, слова и мысли. Ты смотрел. Следом за свитером тертые дорожные джинсы упали на пол вместе с колготками. Далее – рубашка. Твоя жена любила носить мужские рубашки…
– Как Псков, как спектакль?
– Нормально.
– Когда репетиции начнутся? Я бы съездил посмотрел, с тещей заодно повидался бы.
– Алису с кем оставим, опять со Светланой Антоновной?
– С собой возьмем, ей же интересно.
– Ладно, это нескоро, потом подумаем.
Она врала. Очень натурально, черт знает что. И все-таки удивительное ощущение, когда жена врет и не подозревает, что тебе все известно.
Итак, рубашка: пуговички расстегнуты. Прочь с гладких розовых плеч. Контуры женского тела грациозно изогнулись – быстрее, еще быстрее, потому что холодно в квартире – лифчик, трусики, все прочь. Ты закрыл глаза.
– Подвинься.
У вас широкая кровать, двуспальная. Лучше бы вы раскладной диван купили, а то слишком уж много места занимает.
– Ой, как хорошо быть голой. Как я соскучилась по одеялу – день и ночь в одежде, ненавижу.
Ха, проговорилась и не заметила. Усталость, бессонная ночь, все понятно. Теперь она пахла собой, разогнав прочие инородные запахи, только собой, однако ты не позволил своим рукам двинуться с места.
– Зоя, где ткань?
– Что?
– Ну, ткань где брошена? Жалко, если пропадет.
Твой неожиданный вопрос, вероятно, подействовал на нее сильно, как ты и хотел. Впрочем, реакция жены в полном объеме была не видна, слишком близко вы лежали.
– Какая ткань?
Глухой придавленный голос. Темное лицо – совсем рядом.
– Ладно придуриваться. Махровая ткань, полтора метра в ширину, которую вы из Вильянди привезли.
– У Лены, в подвале.
Ага! Вот и уложилась в схему подруга-керамистка. Мастерская, значит, вместо склада приспособлена, понятно. «Торговка», ха-ха, «угробила великую художницу» – смешно. Нет, не смешно, а символично. «Керамистка и кукольница торгуют мануфактурой» – отличное название для скульптуры какого-нибудь концептуалиста.
– Значит, товар достаешь ты, а Лена занимается реализацией? (Ох, как смешно…) Лена у тебя начальница отдела сбыта? Сколько процентов ты ей оставляешь?
Жена заплакала. Еще и заплакала! Чего ревешь? Я бы что, ругал тебя? Стыдил? Почему ничего не рассказала, зачем было нужно это вранье?! Или у тебя кто-то есть?
– Дурак!
Взвизгнула.
– Не трогай меня!
Оказывается, ты тряс ее за плечи.
– Да, есть у меня кое-кто, есть!
И все рухнуло… Из обломков сложилась неуклюжая, угловатая фраза:
– Кто же он?
– Ты у меня есть! Со своей грустной зарплатой! А вокруг – магазины со смешными ценами! А у тебя есть я – безработная старая баба! Мы нищие, можешь ты это понять?
Она закуталась в одеяло, словно надеялась защититься этим проверенным детским способом. Розовая куколка в коконе.
– Почему не рассказала, я спрашиваю?
Ты все мог понять, честное слово. Но понять – не простить. Трудно найти что-нибудь более хрупкое, чем доверие, жаль, что женщинам этого никто не объяснил. Собственный мелкий стыд для них почему-то важнее. Страх показаться хуже, чем есть – до чего же он усложняет жизнь тонко организованных существ!
