вопроса, и объяснения его столь же естественны, сколь и просты. Заработать денег, накопив достаточную сумму — чтобы, когда вырасти, быть богатым. Это раз. (Потому счет в банке и открыл — пусть проценты накручиваются.) Помочь папе — два. Съездить на море — три… Каждый день он бегал в сберкассу, проверял папин счет, но вознаграждение никак не приходило. Так и сорвалась его мечта — следующие за Токсовом две недели августа пожить в Ялте. Вдобавок этот дурак с почты объявился. Сплошные невезения… А вообще, он очень любил Работать. Причем, он Работал, только когда отец был на заводе — иногда по ночам, если Х. уходил в ночную смену, или днем вместо уроков. Но в последнем случае допущенный прогул обязательно компенсировался усиленными домашними занятиями. Вот почему на каждое из происшествий Х. имел алиби — к удивлению компетентных органов… Что еще? Исполнять Такую Работу предпочтительнее всего на пустынных лестницах. Действительно, психически здоровому человеку в голову не придет, что маленький мальчик, бесцельно околачивающийся возле лестничных подоконников, может быть смертельно опасен. Человек, очевидно, его попросту не заметит, протопает по ступеням мимо и не оглянется… Ну, что еще? До последнего времени использовался шприц-тюбик, это очень удобно, однако сегодня выяснилось, что дротики не менее эффективны, особенно, если никак не удается подойти к врагу вплотную. Так же недавно была опробована новая система — ножиком. Как раз на том дураке с почты, который по чужим письмам шарил…
Отец пытается что-то спросить, и опять получается только одно слово: «Почему?»
Почему? Так ведь это самый нормальный способ заработать деньги! Потому что самый легкий. Проще простого, — сообразительный Антон давным-давно успел осознать столь очевидную вещь. Всего-то хлопот — подвернулась скамеечка, и готово. После Того Случая у него полная ясность в мозгах настала, вот так.
— Какая скамеечка? — неестественно шепчет отец, обретя вдруг подобие голоса. Он с ужасом чувствует, что трясина ночного бреда засосала его целиком.
— Ну, скамеечка… — хлюпает носом сын. — Не нарочно получилось… Я мячиком играл-играл, и попал ей в спину. Несильно, честное слово. А она почему-то из окна упала…
— Кто — упала? — в который раз не понимает Х. Этой ночью он вообще трудно понимает человеческую речь. Наверное, очень устал и хочет спать. Или до сих пор не проснулся…
Беглецы наконец выбираются к шоссе. И удачно — прямо к автомобилю. Открыть дверь водителя, привычно отключить сигнализацию, снять со стопора противоположные дверцы салона — быстрее, еще быстрее. «Значит, мячиком играл и случайно попал?.. — яростно жует Х. жилистые фразы, не в силах проглотить все это. — А я, значит, во дворе машиной занимался?.. Дура ты, идиотка, опять, по-твоему, я виноват получаюсь?.. Зачем ты на эту чертову скамейку взгромоздилась, при ребенке-то?.». Впрочем, дело не прерывается ни на секунду, движения Х. доведены до совершенства многолетней водительской практикой. Вот-вот кошмар должен закончиться — благополучно, как в хорошем кино или пьесе.
Но тут появляется Кирилл.
Он появляется чрезвычайно эффектно — из канавы рядом с шоссе, с хрустом прорывается сквозь черную стену низенького кустарника, — он хапает одной рукой мальчика, а другой направляет пистолет на застрявшего в дверце водителя. Мальчик остро вскрикивает от боли, хватка у дяди Кирилла жестокая, без скидок на возраст. Сокурсник прижимает его к себе и предупреждает отца: «Спокойно, а то сверну шею твоему петушку». «Что?» — непонятливый Х. выбирается из салона. «Видишь это? — показывает бандит пистолет. — Раньше у меня был газовый, а теперь настоящий. Садись за руль, поехали». «Куда?» «Покажешь, где спрятал расписки, лопух». «Расписки?» — спрашивает Х. и тут же лезет обратно в салон. Кирилл взвизгивает шепотом: «Куда! Стоять!» Х. обращает к нему сумасшедшие глаза: «Я же отдам, сейчас отдам, они же в «бардачке» лежат…» «В бардачке?» — бандит болезненно веселится. — Здесь, в машине? Какого хрена я тебя ждал?»
Ломик лежит на сиденье, под рулем, мешается, впивается в колено. Косметичка, разумеется, на месте, но ей суждено покинуть временное убежище — спящая вещица выдернута дрожащими пальцами из прочего хлама. Кирилл томится в нетерпении, развлекая себя и общество возбужденным монологом: «Я не убийца, ребята, но у меня нет другого выхода. Ведь вы не знаете главного, лопухи. Я уже начинал об этом говорить, там, возле вашей дачи…»
Главное состоит в том, что директор аэропорта действительно остался жив. Кирилл все выяснил, давно взял ситуацию на карандаш. Дело в том, что антагонистом яда кардиотоксического действия (попросту противоядием) могут служить вполне обычные сердечные препараты. Ты понял, бездарь? Клиент лечиться вздумал, то ли от аритмии, то ли от брадикардии — как будто чувствовал, — ему каждый день внутримышечно уколы делали. И вот из-за такого совпадения буфотоксин оказался сильно ослаблен. Короче, покушение не привело к желаемому результату. Директор аэропорта сейчас в реанимации, а госбезопасность «дурочку» пустила, чтобы ввести в заблуждение заинтересованных лиц. В настоящее время клиент без сознания, но его обязательно откачают, и, вероятно, заставят поделиться наболевшим. Значит, неудачливого исполнителя заказа следует убрать. Впрочем, трудовая династия Х. и так уже расшифрована всеми, кому не лень, поэтому они перестанут существовать в любом случае. Но дело не в этом, а в том, что поскольку шеф «авиаторов» не подох», его холуям позарез нужно спасти расписки, его холуи, судя по количеству и качеству проехавших мимо автомашин, уже весь поселок обложили. Вопрос лишь, кто добудет их раньше, «авиаторы» или «портовики». Или я…
Кирилл ловит брошенную ему косметичку, заметно волнуясь. Он сует вожделенный предмет в карман, отвлекшись на мгновение, но Х. упускает это подаренное ему мгновение. Взгляд бандита вновь крепнет — так же, как рука с оружием. Никаких шансов застать врага врасплох. Прерванный монолог возобновляется: «Хороший у тебя сынишка, редкостный, — напряженная ладонь ласкает шею ребенка. — А ведь он талант, настоящий вундеркинд. Я, правда, не предполагал, что такого рода таланты возможны в природе…»
Х. плавает в невесомости. Он физически ощущает неотвратимое приближение конца этой ночи, он отчетливо видит подробности того, что еще не произошло. Он отворачивается. Только бы ночь продолжалась, пусть без единой искорки света, без единой звездочки, пусть холодная и пустая, только бы не закончилась… Кирилл все насмехается, говорит и говорит — вероятно, никак не может решиться. Вероятно, он тоже видит неизбежное и пока не разобрал, с кого ЭТО начнется. С отца или сына? С сына или отца? Бандит размышляет вслух: а вот интересно, осознает ли Х., что посылал своего выродка не просто убивать — это, конечно, жутковато, но бывает, — а сделал именно наемным убийцей, то есть мясником- профессионалом? Понимает ли Х., что его гениального выродка обязательно надо уничтожить — придавить без всяких причин и объяснений, чтобы всем нам потом жилось спокойнее. И разве сам Х. не думает точно так же, разве не согласен со столь бесспорной необходимостью?
Когда пистолет в руке бандита, как бы существуя самостоятельно, обращается с отца на сына, когда ствол оружия беспощадно утыкается в темя притихшего ребенка, Х. вдруг замечает: «Тут какая-то бумажка выпала», — и суется в раскрытую дверь вишневой «лады». «Из косметички, что ли?» — озабоченно спрашивает Кирилл. Пистолет перемещается обратно — медленно, очень медленно. Никакой бумажки на сиденье нет, есть ломик. Инструмент вытаскивается — и сразу с размахом, с амплитудой, — страшно вылетает из дверцы, превратившись в снаряд. Пистолет опаздывает, запутавшись в сложных мыслях хозяина. Х. бьет сокурсника загнутой частью гвоздодера в голову. Заточенные стальные лепестки легко входят в препятствие по самое основание, что-то там сминают, выворачивают наружу — Х. не смотрит. Он смотрит на Антона. Все в порядке: сын вырывается, прыгает к машине, забирается в салон. Пистолет безумца так и не выстрелил. Все в порядке…
Отец долго и странно кашляет, не может остановиться: у него что-то происходит с дыхательными путями. Впервые в жизни он убил человека, а этот раздражитель оказывается покрепче табачного дыма.
Отец заставляет себя прийти в чувство, ибо не время раскисать. В несколько приемов он спихивает тело с обочины в канаву и залезает в машину.
— А куда мы поедем? — спрашивает сын.
Водитель уверенно кладет руки на руль. Он отвечает, не задумываясь, будто решил этот вопрос давным-давно:
— Поедем в Ялту.
— Прямо на машине? — восхищается сын.
— Прямо на машине. Ты же мечтал в Ялту? — он пусто смотрит сквозь лобовое стекло — вперед. Он
