Александр Щёголев
Отрава с привкусом дзен[1]
Автор благодарит Во Го за разрешение использовать его сутры в этой безделушке и, приоткрывая тайну покойного мастера, сообщает, что Во Го смеялся, когда его называли дзен-буддистом.
Автор смеялся вместе с ним.
Убивая кота, не становишься ли котом?
1. Коан о мудрой собаке, избежавшей смерти
Он из тех мужчин, кто может сломать себе руку, кинув снежок, кто роняет очки в выгребную яму, когда присаживается в деревенском туалете. Недоделок, каких мало. И даже теперь, когда Реальность позвонила в дверь его квартиры, он спит.
Непостижимо…
– Папа спит, – именно так и произнес с той стороны напряженный детский голосок.
Восемь утра. Суббота. Есть время понежиться в неведении. А ведь Реальность – опасная штука, потому что в Ней есть всё. Как смерть – это вовсе не отсутствие жизни, так и безумие – не отсутствие рассудка. Готов ли ты к тому, милый мой Щюрик Барский, что безумие и смерть естественным образом вплелись в нашу с тобой Реальность?
Мой указательный палец, коснувшийся кнопки звонка, это сила, которой невозможно противиться. Я терпеливо и молча жду, не отпуская кнопку. Звонить дважды – дурной тон. Дверь открывает мальчик (третий класс начальной школы, наметанным глазом определяю я). Очевидно, Барский-младший. И правда, Щюрик то ли жаловался, то ли хвастался вчера: мол, уже девять годов стукнуло моему несмышленышу, а он такой беспечный, что просто зла на него не хватает… Зла? Нет, зла нам не надо. Вовсе не с этой из мыслеформ я решил провести последние часы своей догорающей жизни.
– Папа спит, – повторяет беспечный несмышленыш в образовавшуюся щель.
Я рву дверь на себя.
Я – в прихожей. Дыхания не хватает, болезненный комок стоит в горле, тошнота накатывает волнами, но с этими убийственными симптомами я уже свыкся. Я – и есть прихожая. Я – Добро. Я – всё…
Вталкиваю малолетку в ванную комнату и защелкиваю шпингалет. Действую только одной рукой, вторая занята. Во второй руке – увесистый полиэтиленовый пакет, но его время еще не пришло. Ребенок вопит и бьется о дверь ванной, тогда мне приходится опрокинуть дубовую вешалку – от одной стены к другой. Вешалка высокая, резная, массивная. Ванная зажата надежно, взрослый мужчина не сразу выберется. Острый клинок боли пробивает мне солнечное сплетение, но я, не обращая на эту частность внимания, быстро осматриваюсь… В одной из комнат виден работающий компьютер, на экране застыла картинка из игры «Косой доктор». Игра – про жуткого зайца со шприцем, который убивает микробов разными изуверскими способами, пока не доберется до микробного босса… Это детская комната. Я никогда не был здесь раньше, но во всем, что касается детей, я не делаю ошибок. Очевидно, мальчик встал с утра пораньше – и тут же к компьютеру, пока родители спят… Однако вот и родители. Из другой комнаты выскакивает очумелый полуголый папаша, видит меня, поправляет очки и успокаивается. Потом видит опрокинутую вешалку и страдальчески морщится. Потом он подмигивает мне и тут же отводит взгляд, откровенно борясь с зевотой.
Его лицо, страшно изуродованное давними ожогами, не вызывает во мне чувства неловкости. За годы и годы знакомства перестаешь замечать чужое уродство. Как, например, жена его… ведь он женат, как ни странно! Благополучный брак – соседям на зависть. Даже, вот, дитя нажили. Только «барский животик» (классическая шутка) да эта его трусливая манера не смотреть в глаза собеседнику достойны моей брезгливости.
Брезгливо выждав секунду-другую, я заставляю себя подмигнуть господину Барскому в ответ. Взяв один из ботинков, свалившихся с полочки, я колочу каблуком о стену. Ух-ух-уххх! Не стена это, а перегородка: гудит, как набат.
– Что вы делаете?! – Щюрик с ленцой изображает крик, подсмыкнув «семейные» трусы.
Снова подмигивает мне и вымученно улыбается. Надеюсь, он уже пожалел о своей вчерашней просьбе…
Почему, собственно, Щюрик? Почему буква «ю», а не «у»? Потому же, почему «аукцыон», «слюньки», а также «брацтво» и «скоцтво», то есть нипочему. Прикол, как любят говорить нынешние идиоты. Если со школы приклеилось что-то к человеку, отдирается оно только с кожей – кому, как не учителю это знать? Написал однажды маленький Шурик свое имя с ошибкой, кто-то увидел – и конец старому имени. Вдобавок, после несчастного случая, обезобразившего его лицо, и впрямь создавалось впечатление, будто парень постоянно всматривается куда-то,
В прихожей – стоваттная лампочка. Явный избыток света. Черт, в глазах мушки какие-то. Башня болит и кружится. «Башня» на языке этих идиотов означает «голова»…
– А-а! Вот тебе, гад, на-получи! – всё валяет дурака Щюрик. И машет при этом мне рукой: входи, друг, входи, не стесняйся.
Ребенок в ванной притих, слушает.
Я вхожу в комнату. Разобранная постель и несвежая атмосфера меня не касаются.
За окном лает собака.
– А где жена? – интересуюсь.
– Ида? – шепчет он. – Обещала быть в полдесятого. После дежурства она к матери зачем-то поперлась.
Упоминание о чужой матери едва не валит меня с ног. Нельзя же так – сразу… Реальность кружится в хороводе. Я хватаюсь за дверной косяк. В полдесятого, думаю я. Дождусь ли, доживу ли? Хватит ли сил – дожить?
– Ты чего в такую рань? – продолжает шептать муж и отец.
– Разве? Договаривались на утро.
– Я вчера очень поздно лег, – сообщает он укоризненно. – Что у тебя с голосом?
– А что?
– Осип, что ли?
Голос у меня и впрямь будто не мой. Во рту – пустыня без воды и без жизни. Язык – как вросший в песок валун. Нестерпимо хочется пить.
– Кое-кто вообще еще не ложился, – говорю я. – Догадываешься, кто?
Он молча хлопает ресницами. Тогда я наконец достаю из полиэтиленового пакета тот скромный подарок, который приготовлен для этого подлеца, после чего швыряю сию драгоценность на журнальный столик.
В пакете был кот. Дохлый, конечно, дохлее не бывает. Уже окоченевший. Стеклянные глаза остановились в точке познания Истины, бледный язык вывалился из окровавленного рта, когти на лапах яростно растопырены…
