Соколов. – Какие действия он для этого предпринимал?
Андроников. – Я лично только знаю, что действия были, чтоб отправить его на тот свет… Я лично видел только Ржевского, и затем фабула о Ржевском разошлась, что он должен был ехать в Норвегию и вызвать Иллиодора, чтобы затем… (не договаривает).
Председатель. – Перейдем к вашим отношениям к Воейкову.
Андроников. – Слушаюсь. Я его знал еще как кавалергардского офицера. Затем, когда он назначен был дворцовым комендантом, я написал ему письмо с просьбой его повидать. В ответ на это получаю предерзкое письмо, что дворцовый комендант занят и не может меня принять!… Я был глубоко обижен, что мой знакомый пишет мне в такой форме. Через несколько времени, мне пришлось видеть министра двора Фредерикса, с которым я изредка встречался. Я ему показываю ответ на мое письмо его beau fils’а и спрашиваю, что я должен делать… Он говорит: «Ничего: это чепуха! Я это улажу». И действительно, в этот же день вечером Воейков позвонил мне по телефону и извинился, говоря, что произошло недоразумение, что письмо должно было касаться не меня, а кого-то другого, и заявил, что он приедет ко мне. Я сказал, что я этого не прошу, но что очень рад… Это было вскоре после его назначения. Я был ему интересен потому, что я рассказывал ему про Сухомлинова. Сухомлинов, с своей стороны, давал поручения узнавать, как его акции там стоят, как о нем говорят… Так что мы друг другу рассказывали много интересных вещей… А впоследствии он меня посвящал: говорил про свою «Куваку», говорил о своем горном деле… Но каждый раз, уходя от него, я считал своим долгом упоминать о Сухомлинове и освещать неправильные, по-моему, стороны поведения Распутина. Затем, тут произошел быстрый переворот. После этих кошек я Вырубову не видел совершенно и – по правде сказать – я не просил свиданий… Я только написал письмо, – уже гораздо позже, скажем, в ноябре 1916 года, по-французски, что я прошу ее меня принять, потому что меня страшно возмущало поведение Манасевича-Мануйлова, который всем рассказывал о том, что было письмо от государя на имя председателя Совета Министров и к императрице о прекращении его дела в суде.
Председатель. – Было такое письмо?
Андроников. – Будто бы государя на имя председателя Совета Министров Трепова о том, чтобы его дело было прекращено, и телеграмма к императрице Александре Феодоровне от государя, так как императрица покровительствовала Манасевичу-Мануйлову, как охранителю Распутина… Поэтому все, что касалось Манасевича, было твердо и свято, и поэтому императрица просила государя, чтобы это дело было прекращено… И будто бы было такое распоряжение от государя. Я сейчас же поспешил к Макарову и спросил, действительно ли он получил такое повеление… Он сказал: «Никоим образом!… Но мы живем во времена чудес…» Он рассказывал чрезвычайно интересные явления. Он всегда стоял за то, чтобы Сухомлинов оставался в крепости и чтобы его не выпускали. Государь с этим согласился. Доклад этот был в сентябре. А в октябре была получена записка, чтобы меру пресечения изменить и Сухомлинова выпустить!…
Председатель. – Записка – от бывшего императора… Какие у вас были отношения с Манасевичем?
Андроников. – Я его помню очень давно и всегда относился к нему отрицательно… Так вот, – я тогда обратился к Макарову: он говорит, что он такого письма не получал. Я тогда же – à contre coeur[*] – написал Трепову, чтобы он меня принял, что я хочу поговорить… Спрашиваю: «Скажите, пожалуйста, вы получили приказание?» (это было позже, в конце ноября или в первых числах декабря): – «Верно ли, что вы получили приказание от государя?» У него пенснэ слетело с носа: «Никакого приказания не получал, и это дело будет слушаться!» И тогда я совершенно спокойный оставил свое намерение посетить Вырубову: я хотел предупредить ее, что, если императрица будет настаивать на прекращении этого дела, то она сама себе роет яму в общественном мнении: все против нее, и это будет лишним плюсом, чтобы ее окончательно повалить.
Председатель. – До каких пор вы были в хороших отношениях с Воейковым?
Андроников. – Со времени этих кошек он действовал против меня… С Воейковым я с октября прошлого года не виделся, несмотря на самое сильное мое желание… На мои письма, телеграммы, телефоны я всегда получал ответ: «Комендант очень занят», «комендант уехал», – потому что было приказание со мной порвать сношения, ибо я был зачумленный!…
Председатель. – Каковы были отношения Воейкова к бывшему императору и к бывшей императрице?
Андроников. – Положение его было самое двусмысленное, потому что он должен был считаться с Вырубовой, с которой он не мог не считаться, потому что его жена была в большой с ней дружбе… С больной императрицей он должен был считаться и вместе с тем оберегать себя, чтобы не вылететь в трубу. Положение было такое, что нужно и направо и налево…
Председатель. – По тем сведениям, которые вы имели, – Воейков имел самостоятельные отношения или действовал через Вырубову?
Андроников. – Нет, конечно, он как дворцовый комендант, имел самостоятельные отношения…
Председатель. – Как же вы, порвав с Вырубовой, продолжали или могли продолжать сохранять знакомство с ним?
Андроников. – Это никакого отношения не имело… Он несколько раз говорил: «Почему вы разошлись с Анной Александровной?» – Я говорю: «Я не разошелся… Но я – барин, ни в чем не нуждаюсь; зачем я буду умолять и просить милости у человека, который, кроме любезности, от меня ничего не видел? С какой стати? Я вовсе не в положении просителя: мне ничего не нужно – ни для кого, ни для чего!… А г. Распутину петь хвалебные гимны я не буду»… «Но вы, говорит, могли бы»… Я отвечаю: «Я совершенно не собираюсь»…
Председатель. – В вашем рассказе несколько раз мелькнула фамилия Белецкого. Будьте любезны очертить ваши отношения с ним.
Андроников. – Если не ошибаюсь, лет семь тому назад, он из Киева приехал сюда и был сделан директором департамента полиции. В департаменте общих дел мы с ним познакомились. Я изредка туда захаживал, как причисленный к Министерству Внутренних Дел. (Я 18 лет состоял причисленным, с правом не ходить в министерство. Я ничего не получал, мне шли только чины. Меня это не интересовало. Это давало мне право надевать изредка вицмундир, например, когда приезжала королева Ольга Константиновна. Вот что мне давала служба в министерстве…) Не помню, кто из нас сделал первый визит: Белецкий или я?… Одним словом, он мне очень понравился: хохол, добрый человек. И что меня особенно поразило – чрезвычайно культурный человек, с широкими взглядами!… А так как он служил в департаменте полиции, где эти взгляды очень ценны, то мне казалось, что нужно на него обратить особенное внимание. Не помню, кто был тогда директором департамента полиции, но когда был назначен министром внутренних дел Макаров, я его спрашиваю: «Есть у вас кандидат на директора департамента?» Он отвечает: «Да, есть, – С.П. Белецкий». И тогда Белецкий был назначен сначала исполняющим должность, а потом директором. Это было в 1911-1912 г.г., я это приблизительно говорю: может быть память мне изменяет… Его сделали директором департамента, это было мне особенно по-нутру, потому что мне это давало возможность забрасывать его всякими просьбами, чтобы из тюрем выпускали людей, которые, по моему мнению, там невинно страдали… С.П. Белецкий на это реагировал чрезвычайно любезно, т.-е. то, что было возможно в пределах закона, конечно, – делалось; а я был очень горд, что мне приходилось иногда просить за невинные жертвы. Это сблизило наши отношения, и мы виделись у Макарова с ним, где он был своим человеком. Затем, впоследствии, на его место назначен был Кафафов (я его знал очень мало). Я видел, что Белецкий удивительный работник и слышал от Коковцова, который был председателем Совета Министров, что Белецкий хороший работник, гуманный, энергичный и хороший человек… Затем, когда ушел Макаров, благодаря интригам покойного князя Мещерского, на его место был назначен его же ставленник, Маклаков. В декабре 1913 года был назначен Маклаков, и Белецкий оставался еще некоторое время. Товарищем министра внутренних дел был назначен Джунковский – друг и приятель Маклакова. Джунковский с Белецким не ладили, – не то, что лично, а в принципиальных взглядах на охрану…
Председатель. – По существу вы не можете сказать?
