Председатель. — Скажите, вам сколько лет?
Мануйлов. — Сорок восемь. Когда я вышел из предварительного заключения, то несколько дней спустя, когда мне немного легче стало, я поехал к Распутину. Первое, что я узнал — что Протопопов — министр внутренних дел, т.-е. я раньше знал, но что тут, одним словом, только и говорили, что о Протопопове. Он сказал: «Вот, пока ты там сидел на замке, Протопопов назначен, теперь Россия здесь держится» (показывает на руку). Я спрашиваю: «Как это произошло, скажите мне?». Он говорит: «Это я сделал, ведь надо же и для государственной думы что-нибудь, надо из государственной думы брать. Мы ошиблись на толстопузом (он так называл Хвостова А. Н.)… на толстопузом, потому что он тоже из этих дураков, правых. Я тебе говорю, все правые дураки. Вот теперь мы взяли между правыми и левыми — Протопопова».
Председатель. — Скажите, раз вы говорили о том, что происходило без вас с Распутиным, так не сказал ли он вам более конкретно, как это произошло, что Протопопова назначили? Как произошло его сближение с Распутиным?
Мануйлов. — Протопопов, как я вам говорил, уже давно искал этих путей, и, когда он со мной говорил относительно свидания со Штюрмером, я говорю: «Александр Дмитриевич, в городе все говорят, что вы будете министром торговли». Он говорит: «Что вы! Я не прочь. Да ведь надо с Григорием поговорить». Он так ответил. Очевидно, он подумал, что я тут могу быть полезен, но я совершенно отклонился и больше ничего не знал. Распутин мне рассказывал, что он сблизился с Протопоповым через… старушка есть, княгиня Тарханова.
Председатель. — Это кто вам рассказывал?
Мануйлов. — Распутин. Она большая приятельница Протопопова и большая приятельница Симановича. Теперь я хотел рассказать относительно назначения Раева. Вас, может быть, интересует вопрос о назначении его в обер-прокуроры св. Синода?
Председатель. — Да, пожалуйста.
Мануйлов. — Дело в том, что, когда были раздоры Волжина с Питиримом, тут возник вопрос относительно заместителя, и тогда Распутин собирал сведения, бывал и обедал, одним словом, готовился к назначению Кульчицкого, который был впоследствии министром народного просвещения.
Председатель. — Распутин готовился?
Мануйлов. — Да. Распутин, так сказать, проводил.
Председатель. — Почему Кульчицкий являлся кандидатом Распутина?
Мануйлов. — Я не знаю. Я слышал, что он бывал там. Одним словом, Кульчицкий бывал у Питирима, и вопрос был решон, но в последний момент почему-то не прошло, и тогда вот явился Раев, который тоже был кандидатом Распутина.
Председатель. — Так что, значит, Кульчицкий прочился раньше на пост прокурора св. Синода? Скажите пожалуйста, какая связь между Раевым и Распутиным?
Мануйлов. — Раев тоже был рекомендован Распутиным.
Председатель. — А Распутину кем?
Мануйлов. — Не могу сказать. Я рассказываю то, что знаю. Раев — сын митрополита петроградского — Палладия. Теперь я хочу рассказать относительно влияния. Моментами было влияние Царского, т.-е. царицы больше, чем Ставки. Затем Ставка брала верх, и затем, один момент, когда состоялось назначение Хвостова, А. А., на пост министра внутренних дел, а Штюрмера на пост министра иностранных дел, то, как я вам докладывал, был переполох у Распутина и у Вырубовой, очевидно и у царицы. Я царицу никогда не видел и не знаю. Так что, судя по всему, они не ожидали этого и видели в этих назначениях перевес Ставки. Тогда Распутин был очень мрачен, вечером уехал в 6 часов в Царское и вернулся только в 2 часа ночи. И в 2 часа ночи раздался его звонок по телефону. Я спал, меня разбудили: «Экстренно приезжай, я тебе новость сообщу». Я тогда приехал к нему, и он говорит: «Решено папашу больше одного не оставлять, папаша наделал глупостей, и поэтому мамаша едет туда». Было решено, что она будет жить в Ставке.
Председатель. — Это когда?
Мануйлов. — Вот, когда был назначен А. А. Хвостов министром внутренних дел, а Штюрмер министром иностранных дел.
Председатель. — Эти два момента, кажется, не совпадают.
Мануйлов. — Совпадают. Хвостов, А. А., был министром внутренних дел вместо Штюрмера, Штюрмер — министр иностранных дел.
Председатель. — А. А. Хвостов?
Мануйлов. — Да, не толстопузый, как говорил Распутин, а тот, который был министром юстиции. Так что боязнь Ставки была большая в том смысле, что там влияние будет больше. В Ставке, судя по всему, имел большое влияние Воейков, которого Распутин называл «Воейка».
Председатель. — Так что, когда говорили — влияние Ставки, нужно было понимать влияние, главным образом, Воейкова?
Мануйлов. — Воейкова, Нилова и Саблера. [*] Помимо этих лиц, на Ставку очень влиял Алексеев, когда он там был, но кроме того господа из правых, как Римский-Корсаков. Это крайние правые, они попадали туда, т.-е., главным образом, попадали их записки, с которыми бывший царь считался. Так что, значит, был момент, когда Царское имело больше влияния, и царица всегда брала верх, и, во всяком случае, если бывал перевес там, она немедленно ехала туда или царь сюда вызывался, и таким образом бразды правления не выпускались. Затем, может быть, у вас есть еще вопросы?…
Председатель. — Да, вот из главных действующих лиц, про отношения Маклакова с Распутиным вам ничего не известно?
Мануйлов. — Позвольте мне продолжать. Мы остановились на Протопопове. И вот, когда я явился, то там, в этом кругу, говорили о Протопопове, что это действительно их человек, что это человек глубоко предан царице и готов сделать все для того, чтобы ей угодить. Надо вам сказать, что свидания Распутина с Протопоповым происходили довольно часто в квартире П. А. Бадмаева, тибетского доктора; Бадмаев имел на него большое влияние. Бадмаев был друг Курлова. Распутин не особенно верил Бадмаеву и говорил: «Этот китаец за грош продаст», но ездил с Протопоповым и предостерегал его от Бадмаева. А Бадмаев был очень связан с Протопоповым и с Курловым: Курлов ему деньги должен. Протопопов был известен под кличкой «генерала Калинина».
Председатель. — Почему?
Мануйлов. — Когда он говорил по телефону, он всегда говорил «генерал Калинин». Я узнал об этом его псевдониме только после убийства Распутина. Я думал, что это какое-нибудь самостоятельное лицо, но оказалось, что это был псевдоним. Это мне сказали девочки, дочери Распутина. Протопопов действительно делал все для Распутина. Потом я узнал, что он бывал даже и ночью у Распутина на квартире. Как потом оказалось, за час до того, как Сумароков-Эльстон приехал, Протопопов был у него на квартире.
Председатель. — Как это оказалось? Кто вам это сказал?
Мануйлов. — Мне это сказали девочки. Последнее время, незадолго до убийства, Распутин был, однако, недоволен Протопоповым из-за государственной думы. Он говорил так: «Он из того же мешка вышел, а пошел против, значит может пойти и против царицы в конце концов; у него честь эластичная»; он другое еще слово сказал, я сейчас не помню.
Председатель. — Это не подлинные его слова?
Мануйлов. — Его подлинные слова: «Честь его тянется, как подвязка». Кроме того, он говорил, что он путает очень по продовольственному вопросу. «Он сам, — говорит, — ко мне прибежал, просил, чтобы продовольственный вопрос ему дать, а когда папаша и мамаша согласились, то он струсил. Когда министр — трус, он не может быть на своем месте». Это уже были моменты недовольства им, но все-таки он считал его самым близким человеком. Был недоволен Распутин тем, что Протопопов хочет непременно быть председателем совета министров и сосредоточить всю власть в своих руках.
Председатель. — Почему он был недоволен, как он это высказывал?
Мануйлов. — Он говорил о том, что была ошибка делать Штюрмера
