Ипполите.
Председатель. — Да, при Брюн-де-Сент-Ипполите.
Джунковский. — Значит, он мне и сказал. Я не могу точно определить.
Председатель. — Белецкий ушел от вас 28 января. Вы твердо помните, что Белецкий не говорил вам о том, что Малиновский состоит секретным сотрудником?
Джунковский. — Нет, я могу ошибаться.
Председатель. — Но если бы он сказал, вы бы реагировали. Вы изволили сказать мне, на один из предыдущих вопросов, что вы тотчас же реагировали.
Джунковский. — Я реагировал, но мне нужно было иметь достаточно времени, чтобы сообразить, как из этого положения выпутаться: мне хотелось сделать так, чтобы это не было гласно, чтобы не делать скандала, потому что скандал был бы колоссальный. Мне стыдно было делать скандал в Думе из этого, мне хотелось уберечь, сохранить приличие. Вот почему столько времени ушло. Я не помню, как это все делалось. Мне нужно было найти верного человека, — из чинов охраны, который мог провести все это чисто, как оно и было проведено, т.-е., чтобы никто не узнал в ту минуту и не было бы никакого скандала. Это мне сделал Брюн-де-Сент-Ипполит. Он, конечно, был очень возмущен этим «иксом». Когда он принял департамент, этот «икс» попал ему в руки, он и говорит мне: «Вот какая штука». Тогда мы вместе решили ликвидировать. Для переговоров с Малиновским был избран начальник петроградского охранного отделения Попов, который, так сказать, и заключил с ним такое условие, — отправил его.
Председатель. — Попов — начальник петроградского охранного отделения?
Джунковский. — Который был назначен мною после фон-Коттена. Я очень верил этому Попову, считал его очень порядочным человеком. Он не хотел итти в начальники охранного отделения после полковника фон-Коттена, но я просил его, чтобы он пошел на некоторое время, — привести немножко в порядок.
Председатель. — Так что, если бы кто-нибудь сказал, что вы, при выборах Малиновского, знали о том, что это человек опороченный по суду и не имеющий права быть выбираемым, но все же допустили это, такое утверждение было бы неправильно?
Джунковский. — Если бы у меня были данные относительно Малиновского, то, конечно, он не прошел бы. У меня был чиновник, который заведывал… он никогда не допустил бы этого. Ведь при выборах посылаются сведения о том, что тот или иной выборщик судился; таких сведений у нас о Малиновском не было.
Председатель. — А не сохранился у вас в памяти такой эпизод предвыборной кампании, что, по распоряжению департамента полиции, московское охранное отделение арестовало конкурента Малиновского по выборам, — другого рабочего? Вы не помните его фамилии?
Джунковский. — Нет, не помню. Этого я совсем не знаю.
Председатель. — Владимир Федорович, вы не знали, что в бытность свою членом Государственной Думы Малиновский виделся с Белецким и Виссарионовым, и те речи, которые он впоследствии говорил с кафедры Государственной Думы, проходили через их цензуру?
Джунковский. — Об этом я узнал потом.
Председатель. — Отчего вы не возбудили по такому яркому случаю уголовного преследования против Белецкого и Виссарионова?
Джунковский. — Просто не хотелось скандала.
Председатель. — Будьте добры, расскажите, как вы приехали к Родзянко и какой у вас произошел разговор с ним?
Джунковский. — Я к Родзянко не ездил по делу Малиновского. Я был у Родзянко совсем по другому делу. Родзянко спросил меня: «Ну, а что Малиновский был вашим сотрудником?»… Кажется, это было даже в Думе. Я говорю: «Нет». — «Ну, ну, мне-то вы можете сказать!» Я сказал: «Раз вы так вопрос ставите, то с глазу на глаз могу вам сказать, потому что знаю, что вы никому не скажете».
Председатель. — Разве не было у вас с Родзянко разговора о том, чтобы, так сказать, выжить Малиновского из Думы?
Джунковский. — Нет. Это было, когда дело было уже решено.
Иванов. — А вы не спрашивали Родзянко, откуда он это знает?
Джунковский. — Не помню. Было такое подозрение у некоторых в Думе… Поспешный отъезд, поспешное бегство Малиновского возбудило разговоры. Меня Родзянко и спросил.
Председатель. — Значит, это было уже после того, как он уехал?
Иванов. — А куда уехал Малиновский — заграницу или на фронт?
Джунковский. — Нет, войны тогда, во всяком случае, еще не было. Его довезли до границы.
Председатель. — Это было сделано по вашему распоряжению?
Джунковский. — Да, по моему распоряжению, — чтобы я мог быть уверен, что он действительно удалился.
Председатель. — Он по своему паспорту уехал?
Джунковский. — Этого я не помню.
Председатель. — Вы распорядились дать ему наградные?
Джунковский. — По общему положению ему выдали годовой оклад жалованья.
Председатель. — Этот годовой оклад равнялся 6-ти тысячам?
Джунковский. — Да, 500 рублей в месяц.
Председатель. — Вы потеряли затем след этого человека?
Джунковский. — Потерял, совершенно.
Председатель. — Вам не приходилось слышать, что он явился и поступил в ряды войск?
Джунковский. — Я слышал об этом, но мне казалось, что Малиновский поступил добровольцем во Франции, — не у нас.
Председатель. — Это было тогда, когда вы были еще товарищем министра?
Джунковский. — Нет. Не помню. Может быть, и после.
Председатель. — Вам потом стало известно, что он в плену, в Германии и ведет там пропаганду?
Джунковский. — Нет.
Председатель. — Если не о пропаганде, то о том, что он попал в плен? Вы этого тоже не знали?
Джунковский. — Нет.
Председатель. — Позвольте считать установленным, что вы узнали о том, что этот человек — сотрудник охранного отделения, от Брюн-де-Сент-Ипполита, что Белецкий этого вам все- таки не сказал.
Джунковский. — Я не могу установить этого. Может быть, я ошибаюсь.
Председатель. — Но судя по тому, что сохранилось в вашей памяти, вы реагировали на это и сразу стали думать о том, как от него избавиться?
Джунковский. — Да.
Председатель. — Если не ошибаюсь, разговор ваш с Родзянко произошел в начале апреля, а разделались вы с ним раньше.
Джунковский. — Это было почти одновременно.
Председатель. — Вы не употребили в разговоре с Родзянко такого выражения, что вам «претит» или «давно претит».
Джунковский. — Да, вероятно, я так сказал, потому что мне действительно претило.
Председатель. — Владимир Федорович, но не просил ли вас Родзянко
