сопровождал его, или бывал там в случаях второстепенных, которые по этикету не требовали объяснений самого военного министра. Затем, для характеристики отношения ген. Редигера скажу, что в некоторых случаях он, как это было принято в то время в правительстве, приглашал к себе перед прохождением в Государственной Думе какого-нибудь важного законопроекта представителей Думы из соответствующих комиссий и делал им у себя сначала в частном порядке разные программные объяснения. Так что, в общем, и его отношение к Думе, и отношение Государственной Думы к нему было благожелательное. Затем перехожу к деятельности при ген. Сухомлинове. Здесь, в первые же дни вступления ген. Сухомлинова в должность, на мой вопрос: какие будут мои обязанности (обязанности помощника не были депонированы в законе), – я не получил общих указаний.[*] Тогда я поставил другой вопрос: предоставляется ли мне право присутствовать и заменять его в законодательных учреждениях? на что он категорически заявил: «В Государственной Думе я выступать не буду, государь этого не желает». Поэтому за все время пребывания моего в качестве помощника при ген. Сухомлинове, я всегда выступал в Государственной Думе не только в комиссиях, но и в общем собрании по самым крупным вопросам. В тех же случаях, когда я находил необходимым для престижа военного министра присутствие его самого, тогда он ездил в Государственную Думу, но выступал все-таки я.
Председатель. – Вам не удалось проверить, была эта ссылка на бывшего императора правильной или нет?
Поливанов. – Мне лично проверить этого не удалось. Во всяком случае, я не взял бы на себя утверждать, что указание генералом Сухомлиновым действительно было получено, потому что ген. Сухомлинов, по свойственным ему субъективным качествам, иногда принимал за действительность то, что ему могло казаться, и фантазия иногда смешивалась с действительностью. Так что я решительно затруднился бы утверждать, что он такое указание получил.
Председатель. – Вы чем-нибудь объясняли себе тогда то странное обстоятельство, что государь желал, чтобы по делам военного министерства выступал не военный министр, а его помощник?
Поливанов. – Это одно из соображений, которое меня заставило усумниться в действительности такого указания бывшего государя. Мне представлялось скорее, что ген. Сухомлинов сам не хотел потрудиться, чтобы составить речь, чтобы войти в полную готовность отвечать на те крики, которые были, что требует большого, глубокого изучения дела, а ген. Сухомлинов глубоко в дело никогда не входил.
Председатель. – За этот период времени имелись в распоряжении министерства какие-нибудь сведения о том, что снабжение армии недостаточно при нормальном порядке, или что предположения относительно увеличения военного могущества русской армии не поспевают и, даже больше того, отстают от соответственного роста армии наших возможных врагов?
Поливанов. – Чтобы ответить на этот вопрос, мне придется в нескольких словах пояснить систему того, каким образом вообще в военном министерстве поставлен был порядок боевой подготовки армии в смысле снабжения. После русско-японской войны, армия, как известно, довольно долгое время частично оставалась в Манчжурии; там оставались и ее запасы. Потом, по случаю волнений в государстве, армия меняла место своего квартирования, и не сразу из Манчжурии некоторые части попали к себе. Все это было причиной того, что подсчет наших материальных потерь за русско-японскую войну был сделан только в 1907 году, причем этот подсчет показал, что мы потеряли так много всякого материального имущества (разумею под этим артиллерийское имущество, т.-е. пушки и снаряды, и интендантское, и все другие виды снабжения), что председатель совета государственной обороны, совета, который существовал с 1905 года по 1908 год, обратился к бывшему военному министру, генералу Редигеру, с заявлением, что армия наша не боеспособна, т.-е. что она не может даже выйти в поле, так как ей не во что одеться, и она не имеет никакого снаряжения, которое сделало бы ее боеспособной. Явилась необходимость принять спешные меры для приведения ее в состояние, отвечающее боеспособности. В результате за болезнью в то время военного министра ген. Редигера на меня выпала обязанность руководить деятельностью военного министерства по составлению плана восстановления материального могущества армии. Этот план сложился из трех частей. Первая часть – доведение запасов до тех норм, которые по законодательным актам военного министерства полагаются, но в пределах, существовавших до русско-японской войны. Вторая часть плана заключалась в том, чтобы, по мере возможности, снабдить нашу армию теми предметами боевого могущества в военно-техническом отношении, которых в японскую войну не было. Назову: пулеметы, тяжелая артиллерия, горная артиллерия, – вот чем мы оказались бедны в японскую войну и что представлялось необходимым завести. Наконец, третий отдел заключал в себе специально часть запасов на случай повторения войны с Японией, так как 1907, 1908 и 1909 г.г. мы прожили под гипнозом возможности реванша со стороны Японии, ибо курсировала в известных ответственных кругах мысль, что Япония недовольна результатами мира и через несколько времени, пользуясь нашей неготовностью, возобновит войну. План был составлен в конце 1907 года. По принятому в то время порядку, при председателе совета министров Столыпине, все крупные мероприятия первоначально рассматривались у него в кабинете при участии наиболее заинтересованных министров, т.-е. военного, морского, финансов, иностранных дел и наиболее влиятельных представителей Государственной Думы. После такой ориентировки, где устанавливалась общая схема, возможность проведения этого плана в законодательных учреждениях, возможность ассигнования средств, план поступал в совет министров и дальше шел в законодательные палаты. В 1908 году мне пришлось объяснять этот план сначала в комиссиях, потом в самой Государственной Думе. Найдя возможным отпустить на ближайшие два года кредит и не возражая в принципе против дальнейшего (план обнимал собою десятки лет), Государственная Дума, однако, признала (потом подтвердил и государственный совет), что для того, чтобы быть в курсе дела по снабжению армии, военному министру надлежит каждогодно вносить свой план по боевому снабжению армии в Думу для испрошения кредитов на последующий год, для объяснения сделанного в предшествовавший и для указания своей программы на будущее. Вот тот порядок, который был установлен в 1908 году. Первый закон, вышедший по утверждении этого плана, был закон 3 июля 1908 года. С этой поры каждогодно представлялся план снабжения армии и ассигновывались особые, так сказать, чрезвычайные кредиты, и в общую смету военного министерства это не входило. Когда ген. Сухомлинов вступил в должность в начале 1909 года, он этот порядок уже застал.
Председатель. – Почему вы говорите в 1909 году? – в начале 1908 года?
Поливанов. – Нет, ген. Сухомлинов вступил в должность военного министра в марте 1909 года.
Председатель. – Вы не ошибаетесь? – У меня отметка, что он был с 11 марта 1908 года?
Поливанов. – Нет, он был назначен в 1909 году.
Председатель. – Что-нибудь изменилось с вступлением Сухомлинова?
Поливанов. – Порядок должен быть такой. Каждогодно со сметой военного министерства представляется план отпуска чрезвычайных кредитов на снабжение армии. Но так как жизнь идет независимо от плана, то для того, чтобы план отвечал действительности, в него должны были быть вносимы поправки согласно существующей политической обстановке. Я отвечаю по этому плану до оставления мною должности помощника военного министра, т.-е. до апреля 1912 г., и могу сказать, что этот план действительно был отражением в пределах моей деятельности (а ген. Сухомлинов предоставлял мне руководить им) всех политических явлений. Например, вспыхнуло опасение, что война с Японией близка, – тотчас же мы вносим в этот план соответственные поправки, т.-е. вносим укрепление Владивостока, которое в плане первоначально не значилось, ибо он заключал в себе только материальное снабжение, и о крепостях там речи не было. Затем возникают опасения относительно осложнений с Турцией, – тотчас же в военном министерстве составляют соображения о тех поправках, которые нужно внести на случай войны с Турцией. Эти мероприятия обсуждались в кабинете Столыпина и затем вносились в виде поправки в тот же план. Затем, если возникала какая-нибудь новая организация, создание новой части войск, то, очевидно, это требовало снабжения и должно было найти себе место в плане. В 1910 году ген. Сухомлинов проектировал реорганизацию армии. Я доложил, что план 1908 года предусматривал лечение тех недостатков, которые мы выяснили во время японской войны, и некоторые меры на случай возобновления войны с Японией. Реорганизация армии проектирована была Сухомлиновым в 1910 году на следующих началах. В мирное
