– Почему ты шляешься в такое время? – начал я. – Лояльный насреддин должен лежать в постельке. Поощряется даже видеть сны.
– Я иду к больному брату, – промямлил он.
– Пожалуйста, – фыркнул я. – Хоть к жене брата. Но почему именно по этой улице и именно тогда, когда мы вышли?
– Не знаю, сударь-бай. Я пойду по другой улице, можно?
– Там ты снова встретишь кого-нибудь из приличных людей, и им тоже будет крайне неприятна эта встреча.
– Не пойду к брату! – поспешно выкрикнул он. – Можно?
Я размышлял вслух:
– Но тебе обязательно придется возвращаться домой, и все равно тебя кто-нибудь увидит. Что же нам делать?
– Илелло… – сказал несчастный человек.
Он был обречен.
– Есть один выход. Ты пойдешь с нами вон туда, в ту уютную подворотню. И тебя больше никто никогда не увидит, кроме служащих морга, конечно… Как ты считаешь, Ханс?
Мясоруб ничего не ответил. Он кусал жирную губу и тускло смотрел на сухомордого. А тот затрясся, в воздухе отчетливо завоняло. Перетрусил, скот! Мясоруб повел носом и часто задышал, зверея стремительно, неудержимо. Было совершенно очевидно: скоро последует взрыв. Мясоруб обладал психикой, послушной, как у ребенка, – лепи любую гадость. Полезное свойство для мерзавцев вроде меня.
– Ладно! – захохотал я. – Гуляй, азиатская вонючка!.. Хотя погоди, у меня к тебе последний вопрос. Скажи-ка, почему говорят: бестолково, как у насреддина в мозгах? У вас там действительно бестолково?
Насреддин хихикнул, его приободрила моя шутка. Впрочем, только на миг.
– Проверим? – толкнул я Мясоруба. – Где наши инструменты?
Тот снова ничего не ответил. А узкоглазый вытаращился:
– Товарищи! – чирикнул он в полной панике. – Смилна рахмам рагым! Что вы, товарищи, не надо!
И тут наконец Мясоруб не выдержал.
– Поганка! – взревел он. – Ублюдок южный! Нарожали вас!
Размахнулся и вмазал. Это был настоящий удар. От такого удара у быков на бойне подгибались ноги, и они бессильно валились на доски. Кулак попал именно туда, куда метил его хозяин – в ненавистную скуластую рожу. Вошел вязко, легко смяв кость, спокойно вернулся обратно, весь липкий – мгновение, и было кончено. Насреддин, страшно хрюкнув, рухнул на асфальт, подергался и не издал больше ни звука, а глаза его так и остались вытаращенными, хотя, наверное, ничего уже не видели.
Вместо лица у него была рыхлая мякоть.
– Узкоглазые обезьяны! – прохрипел Мясоруб, обернувшись. – Алекс, что же они не передохнут никак? Понаехали из своих средних азий, развозят заразу!.. – и, захлебываясь арийским гневом, принялся остервенело вбивать каблуки в дохлое тело.
– Ур-рюк! – глухо урчал он. – Жр-ри, жр-ри!
Он настолько увлекся, что не заметил, как я осторожно шагнул с тротуара, пересек пустой проспект и скрылся в родной гостиничной подворотне. Нет, он в самом деле парень хороший. Но дурак! У каждого насреддина есть уйма дружков, которые обожают мстить за сородичей и за веру. Поверженный Ислам пока жив, еще как жив! И с информацией у них в порядке, так что лучше от греха подальше… Жаль, конечно, вонючку. Но другого выхода не было. Мясоруб увязался за мной явно не случайно: он действительно выболтал сегодня патологически много. Неизвестно, что мог задумать этот мясник. И я не видел лучше способа избавить себя от почетного сопровождения, чем натравить дурака на кого-нибудь другого.
Хорошее оправдание. К сожалению, я не успел изложить его насреддину.
Мясорубу вскоре надоело разминать мышцы ног, он оставил в покое скорченный труп, недоуменно огляделся.
– Алекс! – громко позвал. Прислушался. – Сбежал, сволочь.
Сплюнул и побрел прочь, пошатываясь. Я для верности проторчал под аркой минут пятнадцать, наблюдая за обстановкой на улице, только после этого вошел во двор гостиницы. Скользнул сквозь мертвый бесформенный скверик и оказался возле дверей. Тут я заметил, что, оказывается, стало совсем холодно, что время невероятно позднее и что мое многострадальное настроение немного улучшилось. Никто за мной больше не смотрит, никакие голубые глаза – или кто там еще; я сам за собой смотрю – изнутри; и глаза тоже внутри – чудесное ощущение; полный порядок в мыслях: хватит, хватит с меня суеты, надо идти без колебаний, смело вперед, потому что пришла пора, потому что меня ждут…
Кто меня ждет?! – одернул я себя. Опять бред?
Мерзкий холод, между тем, едва я о нем вспомнил, вероломно проник под свитер, заставил кожу покрыться препротивными пупырышками. И я выбросил хлам из башки. Одуревший от этого нескончаемого вечера, я ворвался в тепло.
3. Поздний вечер
3.1 Кристалл «Лекарь», промежуточный рапорт, гриф «Штабное»
«Голубой шар, прошу связь. Голубой, шар, прошу связь».
«На связи дежурная».
«Это вы, сестра?»
«Да, милый, это я. Укрепится ваш разум, брат».
«Привет, привет. Я рассчитывал застать вас и не ошибся».
«Ваша искренняя радость вынуждает меня краснеть».
«Вы ощущаете мою радость?»
«Конечно, милый. Радость и усталость. Никто не ощущает вас лучше меня. Вы сам себя не ощущаете так, как я».
«Еще миг – и краснеть придется мне».
«Теперь канал заполнен нежностью».
«Вас это сердит?»
«Милый, вам нельзя тратить энергию на эмоции. Нужно беречь потенциал для главного».
«Будь оно проклято. Мы так давно с вами не соприкасались, что я примитивно соскучился».
«Не время, брат».
«Не время, сестра. Истина ваша».
«У вас есть претензии к обслуживающему персоналу? Или вопросы? Может быть – предложения? Требования? Переключить на штаб? Брат, на связи дежурная. Отвечайте. Отвечайте».
«Я хотел умыться вашими чистыми мыслями, сестра».
«Спасибо. Это все?»
«И заодно выяснить, как обстоит дело с записью моего отчета».
«Могу вас обрадовать – запись получается высококачественной. Ретранслируемый вами сигнал имеет прекрасные характеристики, он очень легко воспринимается».
«Возможно, единственная вещь, которая у меня хорошо получается – это ретрансляция гнусностей из чужих голов».
«Всемогущий разум! В вас появилась горечь…»
«Я повзрослел. Вы не заметили? Я научился видеть. И вижу вот что: я передаю вам изысканную грязь, вы аккуратно фиксируете ее на своих кристаллах, а зачем это делается – никто не знает. Особенно в штабе».
«Милый! Несвоевременные эмоции сбивают вашу настройку».
«Ладно, сестра. Вы правы, как всегда. Тепло ваших мыслей вызвало маленький приятный разбаланс, который я немедленно устраняю».
«Не ослабил ли приятный разбаланс вашу бдительность, брат?»
«Надеюсь, что нет. Я внимательно наблюдаю за окружающей средой. Никаких тревожных признаков. Слежка отсутствует, интерес ко мне никто не проявляет, среди многочисленных переговоров в эфире – ничего подозрительного. Хочется верить, что душегубы меня прозевали».
