бы не…
Если бы не утреннее пробуждение.
…Итак, мы оставили нашего героя в туалете — обезумевшего, потерявшего связь с реальностью.
Описывать, как он бегал по этажам и коридорам с криками: «Чертовщина!», «Хозяин пропал!», «Как есть чертовщина!», «Потерял Хозяина!», — незачем. Как перебудил всех и вся, как снял с подушки сначала медсестру, потом дежурного врача… нет, не надо. Штаны сообразил натянуть (придерживал их рукою, когда метался по санаторию) — и довольно об этом.
Пелена кошмара начала таять лишь в кабинете дежурного врача, оставляя чувство невообразимой, вселенской потери.
Врач вколол несчастному Ковалеву изрядную порцию транквилизатора и осмотрел его. Осмотр длился ненормально долго. И реплика, которую врач подал во время этого процесса, была всего одна: «Не может такого быть… потому что не может…» Весьма точное замечание. Да, пострадавший полностью лишился гениталий — событие в хирургической практике, казалось бы, рядовое, — но… Никакой вам кровавой раны. Даже зарубцевавшейся раны — нет, как нет. На месте гипотетического отсечения наблюдалось темно-серое пятно непонятной природы, твердое на ощупь и покрытое тонким слоем слизи. Зрелище, прямо скажем, не для слабонервных. Когда Ковалев оделся, врач только и спросил, старясь не смотреть в глаза пациенту: «Как же тебя угораздило, парень?»
Из санатория нашего героя увезли в местную больницу. Там за него взялись урологи. В самом деле, как ни относись к происшедшему, — с недоверием, с профессиональным любопытством, — а пациент нуждался в срочной операции. В конце концов, нужно же было освободить его от жидкости, скопившейся в мочевом пузыре?! И обеспечить ему возможность выполнять это простое действие самостоятельно — на всю оставшуюся жизнь… Ковалев, кстати, так и не облегчился в санаторском туалете — терпел со вчерашнего дня. Да и каким образом он мог облегчиться, позволено будет спросить? Только при помощи хирургического вмешательства, каковое и было незамедлительно произведено.
Пациент выдержал в этот день две операции. Надлобковую пункцию сделали сразу по поступлении в больницу, избавив его от физиологических мучений. Полноценную цистостомию (создание наружного хода в мочевой пузырь) и дренирование (введение в дырку специальной трубочки) сделали чуть позже. К вечеру Ковалев уже лежал на койке — с дренажной трубкой в боку и с гноящейся тоской в груди. На конце трубки был закреплен мочеприемник — пластиковая баночка, в которой скапливалось… ясно, что именно. Баночку время от времени нужно было освобождать. Что касается распирающей грудь тоски, то выводить ее из организма урологи не умели.
И вообще, ничем более, кроме описанных процедур, медицина не могла помочь нашему герою. Доктора с неохотой врали о похожих случаях, которые, кажется, благополучно разрешились; и все как один стыдливо отводили взгляд. Медсестры скорбно вздыхали, жалея пропавшего мужика… Ночь прошла в многослойных кошмарах, где Ковалеву снилось, будто он спит и видит сны, в которых он спит…
А следующим вечером случилось новое происшествие, развернувшее эту историю абсолютно неожиданным ракурсом.
В полшестого Ковалева словно толкнуло изнутри. Он через силу заставил себя подняться и пройтись по палате. Окно было открыто: он подошел, выглянул на улицу… и замер, не веря глазам своим. Хозяин!!! — пронзило его. Да как же… как это может быть?
Хозяин садился в такси. Прямо на оживленном перекрестке, куда больница выходила углом. Без сомнения, это был Он — небольшого росточка, в строгом костюме с галстуком, с чемоданчиком в руке.
— Стойте! — заорал Ковалев. — Погодите!
То ли не услышал его Хозяин, то ли решил, что обращаются к кому-то другому; торопливо залез в салон, и машина тронулась.
Ковалев обезумел. В чем был — с банкой на боку, в шлепанцах, — бросился на улицу. Его пытались остановить — он никого не слушал. «Куда же вы? — шептал он. — Меня возьмите! Меня!»
Хозяина, разумеется, и след простыл. Как теперь его найдешь? Пятигорск — большой город, ничуть не меньше Клопино. Ковалев стоял в центре перекрестка, отчаянно озираясь, а машины объезжали его, раздраженно сигналя… Догадка сверкнула, как молния в ночи. Ну конечно же! Костюм, чемоданчик, такси… Хозяин покидал этот город. Уезжал домой. На чем уезжал, каким транспортом? Аэропорт — в Минводах. Значит, поездом.
На вокзал!
Гонка, предпринятая Ковалевым, достойна отдельного описания. Без денег (в больнице оставил), терзаемый болью после операции, он ковылял пешком, голосуя всем подряд автомобилям. Никто не брал его. Он сел в маршрутку, проехал бесплатно до Ленина, там пересел в другую маршрутку — опять бесплатно (видно, водители пугались его шлепанцев и банки на боку), — и вот она, вокзальная площадь…
На платформе царила суета. Скорый № 50 «Кисловодск — Санкт-Петербург» уже прибыл; стоянка — пять минут. Ковалев метался вдоль состава, вглядываясь в пассажиров, в окна вагонов, ища знакомый чемоданчик. Отправление. Вагоны движутся, ускоряясь… В одном из тамбуров мелькнул Он. Небольшого росточка, внешне такой неприметный и вместе с тем — прекрасный…
Хозяин!
Ковалев ринулся вперед, стремясь запрыгнуть в набравший ход поезд. И он убился бы, точно бы убился, если б дюжий мужик не подхватил его под мышки. «Эй, юродивый, куда лезешь?» Скорый «Кисловодск — Петербург» исчез в вечерней дымке, а Ковалев остался на платформе — жалкий, потерянный, совершенно больной…
…Он вернулся домой через неделю. Чуть окреп — и на поезд. Дней, проведенных в больничной палате, хватило, чтобы свыкнуться с новым состоянием, чтобы вновь обрести рассудок и слабое подобие воли к жизни.
Чувство пустоты не отпускало его ни на миг. Ужиться с потерей было невозможно. Впрочем, покончить с собой он даже не помышлял: наверное, теплился еще в сумрачных глубинах его сознания крохотный огонек надежды…
Когда Ковалев вышел на службу, выяснилось, что все милицейское сообщество Клопино буквально лихорадит. В городском Управлении внутренних дел смело всех замов; вслед за ними из кресла вылетел и сам начальник Управления. В этой буре, пожалуй, только родная Ковалеву вневедомственная охрана уцелела… События, по слухам, развивались так. Неделю назад (а то и меньше) назначили нового начальника следственного отделения. Откуда он взялся, никто точно не знал. Говорили — местный. Но может, из Москвы прислали. Или (почему-то) — с Северного Кавказа. А еще болтали, будто он на самом деле числится в штате другой конторы — той, которую милиция называет «Соседями». Так или иначе, но после его подвигов во что угодно поверишь. Этот новый начальник, едва приступив к своим обязанностям, тихой сапой провел раскопки внутри Управления — настолько стремительно, что никто и дернуться не успел. После чего разослал рапорта: в прокуратуру (в обе местные и центральную), в службу собственной безопасности, в Особую инспекцию, — и тому подобные инстанции. Первыми полетели головы начальника финчасти и зама по тылу, чьими усилиями вот уже пять лет строилось второе здание для нужд Управления. Куда и кому в действительности утекали бюджетные деньги, было четко расписано в рапортах. Привлекли зама по кадрам с его «мертвыми душами», якобы занятыми на стройке. Затем под каток попали начальник криминальной милиции и главный опер по экономическим преступлениям, в меру сил прикрывавшими несуществующее строительство; даже зам по участковым инспекторам оказался замазан.
За несколько дней — такая революция! И когда вместо старого начальника Управления, поспешно ушедшего на пенсию, был назначен все тот же загадочный чужак, никто не удивился.
Этот скандал, честно сказать, мало задел прапора Ковалева. Место зрителя в подобном цирке не приносило ему прежнего удовольствия, а служебный кураж, вероятно, оставил его навсегда. Отныне Ковалева заботило совсем иное…
Что было сделано не так? В чем причина катастрофы? Что, собственно, произошло? Вопросы буравили и буравили его мозг — сначала в Пятигорской больнице, теперь — в Клопино. Ответы давались в муках. Мысль о том, что Хозяин не просто исчез, что Он… язык не поворачивается произнести… сбежал! — эта мысль была нестерпима. («Он бросил меня, бросил!.. — плакал прапор в подушку. — Я, видите ли, плох для
