можно лишь одну свечу — ту же колонию грибов-светлячков.
К пристани они подошли вовремя — ладья только готовилась отчалить. Или это была не ладья, а ялик, или просто лодка. Мореплаванию астрогаторов учили по верхам, исторический экскурс да принципы навигации. Какое мореплавание на Марсе? В Озере разве. Без звезд, без компаса, по маякам да приметам. Есть плавание подводное, а есть подземное.
Ба, знакомые все лица. Друзья собираются вновь. Иначе и быть не может — единство побуждений. Семейство большого Сола робко жалось вокруг кормильца. Оно, хоть ясно всякому, на Острове Павших не чинились, но они-то пока еще здесь. Вот осерчает рыцарь и не пустит в ладью. Это после смерти все равны, и то… скорее все равно. А перед смертью лучше поберечься.
Сам толстяк стоял с видом скромного достоинства. Вы, конечно, господа знатные, вам почтение, а наше место простое, да наше. Мы его как можем украшаем. Стараемся. Вы уж не мешайте.
Многогранный торговец Луу-Кин стоял не просто, а со смыслом. Или так казалось из-за задумчивого выражения, угнездившегося на лице. Подобное выражение не очень подходило мирному торговцу, который каждому должен быть улыбой, человеком радушным до приторности. Задумчивость же — привилегия людей досужих.
При виде мага задумчивость сменилась облегчением.
— Учитель, как вы себя чувствуете?
Мастер Бец-Ал-Ел досадливо покачал головой.
— И вы, доблестный рыцарь, — добавил Луу поспешно.
— Краше некуда, — буркнул Фомин.
Лошади в конюшне продолжали волноваться.
Доблестный рыцарь Дии-Ол стоял на особицу — ни торговец, ни толстяк со своим семейством ровней ему не были. Даже словом перемолвиться, и то нельзя. Рыцарская честь строга — они низшие существа вдвойне: не степняки — раз, не рыцари — два. И потому обращение торговца к Фомину он счел неуместной фамильярностью. Плеткой нужно отвечать, плеткой. Можно и мечом, плашмя да поперек спины, тоже действует. Простолюдину от этого только прок, великая польза — помнить свое место и чтить господина.
На приветствие рыцаря дома Кор он ответил вежливо, по-степному. Нужен ему этот рыцарь. Порой споткнешься в чистом поле, выругаешься, глянь — а споткнулся-то о золотого божка давным-давно позабытого племени. Нет нужды, что божок чужой, главное — золотой. Ему и губы кровью можно мазать до поры. Или жиром. Бараны в степи жирные, настоящее мясо, не чета местному. И кумыс, ай, как ему не хватает кумыса! Кумыс дарит веселье и силу, а вино — грусть и слабость. Вино — оно от травы, а кумыс — от молодых здоровых кобылиц.
Но сейчас ему не хотелось и кумыса. Хотелось только поскорее вернуться в степь. И леса, и замок пугали, злили.
Нет ясности, нет простора, оттого и люди здесь коварные и хитрые, норовят ударить исподтишка, в спину.
О том, что он зарубил сэра Ингмана именно со спины, степняку даже не пришло на ум. То он, а то — его. Совершенно разные вещи. В мире все — разное, тем мир и держится.
С библиотекарем он перекинулся парой фраз. Пустых, никчемных. И он, и Бец-Ал-Ел понимали: время слов еще не пришло.
— Прошу, — позвал кормчий.
Луу помог Большому Солу погрузить все семейство. Нужды в том особой не было, те и сами резво садились в ладью, но хотелось — еще быстрее.
Вот только почему? Луу попытался отыскать причину, гнавшую его на Остров Павших. Просьба Учителя? Она зовет, а не гонит. Скорбь по умершим? Не так уж Луу и скорбел. Рыцаря-послушника видел мельком, а принцессы и ее людей не видел вовсе, потому скорбь была если не нарочитая, то отвлеченная. Стало быть, делать ему на острове нечего.
Он понял, что и не стремится на Остров. Он хочет покинуть Замок. Да, так и есть: внутри него что-то согласно откликнулось — уйти, уйти поскорее.
Чем же замок плох? Ничем, совершенно ничем. Напротив, его стены защищали от мутов, засевших в местных лесах. А он, Луу, хорошо знал, что такое муты. Слишком хорошо. С радостью бы он избавился от своего знания, да не получается.
И все же он был рад, когда весла ударили по воде и ладья заскользила прочь.
Вот что ему по душе — плыть. Безмятежно, плавно, неслышно. Плыть далеко-далеко, туда, где все люди — братья. Малым он верил, что есть такая земля, не может не быть. О ней пели сказители, да так, что до ночи не ходил — летал, не только слыша, а и видя въяве прекрасный город над голубым небом. Но наутро город бледнел, а потом и вовсе исчезал.
Наверное, он и торговцем-то стал в надежде набрести на эту землю. Исходил много — но не нашел.
Потом Учитель объяснил ему: не то он искал. И не там. Но сейчас вдруг опять показалось, что где-то вдали, за горизонтом, живут счастливо…
По озеру плыть — не по морю. Море запросто проглотит и ладью, и тех, кто в ладье. Потому мечтания мечтаниями и останутся. Это самое прекрасное, что может с ними случиться. Куда хуже, если мечтания сбываются. Так говорит Учитель. Он, Луу, еще не понимает, что это, собственно, означает. Иногда кажется, что понимает, а вот в такую ночь, как сегодня — нет.
Он посмотрел на Учителя.
— Что, любезный Луу-Кин, мечтаешь? — тихонько прошептал Бец-Ал-Ел
Луу смутился.
— Я…
— Нет, ничего в том плохого нет. Тем более, сейчас. Но как только мы сойдем на Остров — будь предельно внимателен и держись поближе к своему спутнику.
— К спутнику?
— К доблестному рыцарю Кор-Фо-Мину. Там поймешь.
Мечтательность упала на дно озера. Глубоко, не достать. С мечтаниями пропало и тепло, стало холодно, зябко. Наверное, близок Остров Павших.
Тяжелые тучи наползли из-за леса. Нет, не наползли — налетели. Странно, понизу ветра никакого, а тучи заволокли и небо, и звезды.
Он огляделся. Не видно ничего. Да и можно ли увидеть во тьме тьму?
— Сушить весла!
Кормчий привстал, повертел головой, потом уверенно указал направление. Похоже, свое дело знает. Найдет остров. Озеро все-таки не море.
Теперь гребли быстрее, не жалея себя. Хоть и озеро, а бури бывают. Глубина в тридцать локтей ничуть не добрее, чем в тридцать сотен.
Ветерок зашевелил волосы, потом одежду. Не то плывут быстро, не то поднимается ветер.
Остров словно вынырнул из-под воды. Даже не остров — островок. Двести шагов в длину, пятьдесят в ширину. Фомин его не мерил, не доводилось, просто небесы снабдили картой. Им сверху видно. Что видно — не говорят, но остров показали. Интересовались, не уступит ли его Замок под временную базу. Нет, не уступит. Могилы предков. А за тысячу марок золота? Нет. Прах предков священен. Небесы успокоились — то ли с золотом туго, то ли решили не рисковать. Вдруг настойчивость воспримут как святотатство и не станут подписывать договор?
Экономика небесов — вещь загадочная. До астероидов они добраться могут, но уж больно накладно. И потом, астероиды — всегда лотерея. Насколько можно судить, небесы летают неохотно. Странно, да? И тем не менее. Живут и живут себе в поселении веками. Домоседы космические. Да и с топливом… Солнечные парусники красивы, но много не увезут. Потому им и нужны трансурановые элементы. А их тут — лопатой греби. Большой такой лопатой. Залезай в Топь — и греби. Чертей только прежде выведи.
Причалили тихо, он оценил. Мягенько. С таким кормчим — хоть в космос.
На берег сходили молча. Свет факела Бец-Ал-Ела стал ярче, сильнее. Иначе и не увидеть ничего.
