Камилл Мехметов, его я уже упоминал. Пишет докторскую диссертацию, выдает для кафедры научный продукт, то есть публикуется. Не только в наших журналах, но и в забугорных. Это ценится.
Далее, чохом — Валька, Сергей и Андрюша. Тоже, как и я, студенты, правда, их амбиции иные. Научная работа не интересует никого. Сергей — поэт, сочиняет стихи и порой пытается их петь. Первое еще терпимо, второе же убивает. В сентябрьском номере местного журнала из «толстых» должна быть опубликована подборка его творений. Валька — знаток компьютеров, оформляет курсовые и дипломные работы, имеет с этого неплохие доходы. Зачем поехал на практику, не знаю, мог бы остаться в городе и распечатывать на своем лазерном принтере кафедральный отчет. Наверное, решил отдохнуть от дисплеев и прочих модемов. Андрей же просто бабник, без зачета по практике запросто может вылететь из университета из-за хвостов. Кажется, все, никого не упустил. Раз, два, три, четыре и я. Все. Двое от практики отвертелись, узнав, каким делом придется заниматься, но раз их нет, то и писать не стоит.
Вечер прошел как-то скучно. Посидели у костра, пожевали — сосиски из Голландии в собственном соку и новозеландское картофельное пюре — сыпанул ложку порошка в кипяток, и жри. Девушек Камилл не брать решил категорически, лишние проблемы. Поэтому и скучно поэту, Вальке и всем остальным. Включая меня. Трудом ударным изгоним скуку, лопатой верной мозолим руку. Разроем напрочь мы мир насилия, гробы восстанут, падет Бастилия. Дурные примеры заразительны, вот и я начал плести вирши. И потом, разве могут восстать гробы? Неправильно, неточно.
Поели, позевали, послушали радио, послушали телевизор (у Вальки транзистор ловит звуковые каналы), походили по округе и начали укладываться. Я сел у догорающего костра и пишу, пишу… Первый раз всегда пишется хорошо.
А сейчас — пишу утром следующего дня. Проснулся рано, в шесть, а общий подъем, договорились, в семь. Налил в чайник колодезной воды из ведра, ночь она отстаивалась, но мути полностью не потеряла. Кофе, чай, какао — по выбору. И вафли, печенье, консервы. Наверное, это я от свежего воздуха голоден, вот и начал сбиваться на перечисление еды, как герои жюль — верновских романов. Ночью спал безмятежно, вопреки тому, что Валька оказался изрядным храпуном, в иное время я бы извелся — написал и удивился, откуда слова выскочили, «безмятежно» и другие, сроду такими не пользовался. Верно, читал в школе, у Тургенева или Чехова, а сейчас, под влиянием природы и всего прочего, поперло из меня. С этим следует поосторожней. Хоть умри, даже отдаленно Тургенева из меня не выйдет, а получится скверный фигляр, овца в волчьей шкуре. Разнесут. А, впрочем, некому разносить. Это всего-навсего дневник, частные заметки частного человека. И сейчас утро спокойное. Где-то чирикают птицы, знать не знаю, какие, утрешний туман потихоньку рассеивается, и в палатке Валька перестал храпеть. Пожалуй, урок первого дня я выполнил, хоть и в два приема, вечер-утро, извел положенное количество бумаги. Довольно, надо и на потом оставить. А то знаю за собой, начну гладью, а кончу просто сказать совестно, чем. Всякий труд должен быть систематическим. Тем более что чайник вскипает. Шумит и хочет спрыгнуть. Было бы непростительно начать день с неудачи, потому я сейчас отложу тетрадь и возьмусь за предмет утвари из шести букв, вторая «а».
Работа оказалась не такой простой, как представлялось из города. Теоретически все довольно просто: специальным буром, похожим на штопор, мы ввинчиваемся в землю до глубины два с половиной метра. Бур, вернее, коронка, устроена таким образом, что позволяет извлечь землю в виде столбика той же высоты — керн. Из керна мы отбираем образцы, с поверхности и вглубь через каждые полметра, помещаем их в склянки, закупориваем, чтобы кислород воздуха не вступил с ними в реакцию. После этого помечаем каждую склянку, вносим соответствующие записи в журнал, промываем бур колодезной водой и начинаем сызнова. Элементарно, так, по крайней мере, казалось вчера, но сегодня… Бур никак не хочет идти отвесно вниз, все норовит уклониться, просто Пизанская башня; к тому же требуется пролить немало пота после того, как пройдена отметка в один метр. Час пятнадцать, вот сколько времени занимает один цикл. Возможно, приобретя навык, мы сможем работать быстрее. Пока приобрели водяные пузыри. Или это и есть навык?
Утро началось бойко. Встали, перекусили, рассчитались на первого — второго могильщика и пошли на участок. На кладбище, если называть вещи своими именами. Тут-то бур и показал характер. Первый объект, захоронение 1953 г., пришлось бурить дважды. Но справились. Не знаю, что покажут анализы, но землица здесь еще та: темная, почти черная там, где когда-то лежало тело. И пахнет довольно специфически. А почти сорок пять лет прошло.
Образцы мы берем не голыми руками, а экзаменационными перчатками. Не потому экзаменационные, что экзамены в них сдают, а просто — для обследования, pro examenatio. Дрянь перчатки, хоть и малайские, или потому, что малайские — тонкие, и рвутся. Разовые, у нас их две коробочки, сто пар. Срок годности истек три месяца назад. Размер семь, на руку не налезают толком, малы. Самые маленькие руки оказались у Андрюши, и возиться со склянками сегодня выпало ему. Все равно, нет-нет, а и сам заденешь эту землю, потому постоянно моем руки. Мыло зато наше, отечественное, хозяйственное, 72%. От чего эти проценты, и что они значат, не знаю.
За день сделали шесть номеров. Почин. Требуется не меньше двухсот, лучше триста. А вдруг дожди зарядят, всякое бывает. Поэтому придется удвоить производительность.
Начали бурить с прибауточками, но успокоились быстро. К вечеру ручки заболели, спинки, ладошки. Все болит с непривычки. Еще бабка смущала. Не кричала, не ругалась, просто встала на пригорке, там, где остался фундамент церковный, и издали поглядывала на нас. Часа четыре стояла, факт. Дел ей больше нет, или смотрит, как бы ее могилки не затронули? Камилл говорит, если запротестует, ту могилу оставим, их тут без того достаточно, две-три можно пропустить. Но все равно неприятно, когда стоят над душой. Стоят и молчат. Сглазить хочет, говорит Сергей. Проклясть. Сергей натура поэтическая, оттого и устал больше всех. Сейчас, правда, отошел, тоже пишет, опять, наверное, стихи. Для отдыха мы в речке купались, чистая речушка, но мелковата. Зато вода теплая. Валька догадался леску захватить, крючки, смастерил удочку и что-то ловит. Большое и маленькое. Лучше бы раков, если тут таковые наличествуют. Бюрократический оборот с листа вон, но черкать я не буду, всякое слово в строку, раз вырвалось. Но вдругорядь — шалишь!
Камилл недоволен, что мало наработали, но помалкивает. Вечером опять вышли на объект, подготовить завтрашний объем работы (бюрократизм и канцеляризм. Прорабизм?). Ветхие могилки, с трудом отыскали три с табличками, а остальные — немые. Причем любопытно, дореволюционные сохранились куда лучше, по ним и ориентируемся. Невольно начинаешь верить, что прежде и солнце светило ярче, и зимы были суровей. Надгробия были прочнее — точно. Шаршки, очевидно, были большим селом, иначе откуда взялся на кладбище Переверзев А. И., купец третьей гильдии, или доктор Петрушенко С. В. 1860 — 1916, или коннозаводчик Лысенко А. А.? Но я на биолого-почвенном факультете, оставлю загадки историкам.
Сергея муза оставила быстро, он деликатно не стал читать новые стихи, а просто пошел спать. Пойду и я, устал. Послушал про погоду, остальное неинтересно. Висит над нами антициклон, и потому будет ведро. Комары, к счастью, здесь не водятся, ничто не помешает сну человека труда. И костер догорает, сегодня не стало сил собрать дровишек побольше. Баиньки, баиньки.
Сегодня — день открытий. Не в смысле неких научных откровений, до них далече. Просто стали известны факты, вносящие коррективы в планы, факты, требующие, чтобы с ними считались.
Первое открытие ждало нас на объекте. Кладбищенские канальи все наврали! Там, где по плану должны были быть могилы, не было ничего. И наоборот, мы натыкались на захоронения, не обозначенные на бумаге.
— Ничего странного, — Камилл не был обескуражен. — Люди хотели хоронить своих среди своих, поближе к родным. Место отводилось другое, по нормативам. Давали мзду и делали свое дело. А в планах — как положено, не подкопаешься.
— Как теперь будем работать? — поинтересовался я.
— Просто. Пока перейдем к старым могилам, материал нужен всякий. К тем, что с надгробиями.
— Дореволюционным?
— И к ним тоже. Динамика будет отслежена на более значительном временном отрезке.
И мы, покончив с выбранными вчера захоронениями, взялись за другие. Любопытно, как это отзовется на диссертации. Нужны ведь были захоронения не старые и в большем количестве, иначе снижается
