Я далеко отходить не рискнул, вернулся. Потянуло в сон, и я решил не противиться. Просто по привычке заперся изнутри, улитка улиткой, устроился поудобнее и уснул.
Проснулся, когда вокруг начало сереть. Ночь ушла, день задерживался, время сумерек. На часах — четыре.
Росы не было. Дождик порадует, и славно. Если примета сбудется.
Я опять прошелся, осматриваясь. Вчера не многое увидел, сейчас с каждой минутой становилось яснее, ярче. Хорошее место, мирное, когда облав не проводят. Но какое-то странное. Что-то не так. Загонщики перебаламутили округу, лишили покоя.
Парня в кузове не было. Нет, значит, нет. Отошел, нужно стало. Слух мой за ночь обострился, и я услышал, как в наушниках настойчиво чирикал чей-то голос.
Я обошел машину, посидел в кабине. Чириканье не прекращалось. Настойчивые какие, нельзя уже человеку на минутку отлучиться.
Наконец, я решил, что должен успокоить щебетунью. Поднялся в кузов, у меня складная лесенка есть, для удобства клиентов, осмотрелся. А на полу и автомат оставлен. Совсем никуда не годится. Правда, когда я гулял, то ружье тоже в кабине оставлял.
Я надел наушники.
— Грач, отвечайте, отвечайте, почему молчите?
— Это вы мне? — сказал я в микрофон, но голос продолжал вопрошать. Я догадался переключить тумблер на рации и повторил:
— Это вы мне?
— Почему молчали, мы уже десять минут вас вызываем.
— Вам не «грач» отвечает.
— Кто на связи, кто на связи? — занервничали, на крик перешли.
— Виктор Симонов. Ваш парнишка отлучился куда-то.
— Давно отлучился?
— Не знаю. Я в кабине спал, он в кузове был. Минут пятнадцать назад я выглянул, его нет.
— Ждите на месте и никуда не уходите. Мы направляемся к вам. Связь не прекращайте, докладывайте обо всем необычном. Просто обо всем.
— Да ничего интересного нет. Скоро солнце взойдет, птицы вон… — и я замолчал. Птиц не слышно, вот в чем дело. Обычно под утро от них спасу нет, а сейчас — тихо.
— У вас оружие есть? — поинтересовалась рация.
— Двустволка. В кабине, зачехленная.
— Можете быстро достать?
— Могу, а зачем?
— Достаньте и зарядите.
Я снял наушники, но в кузов не полез. Чего ради? Автомат под рукой. Про него я не упомянул, не захотел подводить радиста больше, чем необходимо. Взял автомат в руки, отсоединил магазин, извлек один патрон. Самый обыкновенный патрон. Я вернул магазин на место, клацнул затвором.
Стрелять было не в кого.
Возникло детское искушение — прибарахлиться, умыкнуть железку. Знать, мол, ничего не знаю, за чужими вещами не смотрю. Но чужое брать нехорошо, особенно когда некогда и спрятать негде. Положим, чужое — это как посмотреть. Вооруженные силы (а что присутствовали именно они, сомневаться не приходилось) у нас общенародные, следовательно, и имущество их тоже общенародное, значит, и мое. Но вот некуда и некогда — не поспоришь. Два джипа волжских кровей выехали из лесу и, не доезжая метров десяти, встали.
Я быстренько положил автомат вниз, мало ли. Пусть лежит.
Из джипов вышли, нет, выскочили шестеро.
— Эй! — закричал один, верно, старший. — Как там у вас?
— Да ничего вроде, — я выглянул из будки, стараясь показать, что руки мои пусты.
— А Ерохин, Ерохин здесь?
— Его Ерохиным зовут?
— Ну!
— Не знаю, где он. Знал бы — сказал. Жалко, что ли, — стараясь не показывать страха, я медленно, неспешно спустился на землю. Ничего, не убили. Даже в землю носом не уложили. Подошли, заглянули в кузов, подобрали автомат, поговорили с кем-то по рации. Потом группой, кучно, стали бродить вокруг, так детский сад грибы ищет в городском парке.
Подъехал еще один, на сей раз с начальством побольше. Опять спрашивали меня про Ерохина, я честно отвечал. Рацию от антенны отцепили, унесли в свою машину, и начали оттуда вопрошать округу насчет ромашек и огурцов. Блюдут традиции. По правде, ромашек, как таковых, не было, требовали, и прочие малопонятные постороннему термины. А посторонним был я, о чем недвусмысленно дали понять. Просто перестали видеть, пустое место на двух ногах, невесть как очутившееся здесь. Обидно, да? Если честно, не очень. Просто очень хочется ноги унести. Ноги и колеса. Желательно неповрежденными.
— Третий, третий! Нашли поганца? Прогуляться решил, да? Ничего, малый свое получит, плакали его лычки, — и, небрежно, в мою сторону:
— Объявился молодец. Колобродить Ерохин большой мастер, другого такого не сыскать. Вы… Вы можете ехать, пожалуй. На сборный пункт.
Я поехал, медленно, узнавая давешнюю дорогу и печалясь, что аккумулятор здорово-таки подсел, едва запустился мотор. А новый аккумулятор, я его весной купил, на рекламу поддался. Непревзойденное немецкое качество. Ток саморазряда равен нулю. До сих пор это соответствовало действительности, но нынче немецкое качество уступило русской действительности. Сырость, роса? Нужно будет глянуть, как домой приеду, в чем там дело.
Приехал я к шапочному разбору, захмелевший народ разбредался по машинам и покидал угодье. Моя пятерка, тепленькая, разморенная, дожидалась меня в сторонке, подальше от бравых ребятишек.
Обещанную горячую пищу я съел. Миску картошки с тушенкой. Тушенки не пожалели. В лесу, да под водочку… Но водочки мне не положено.
— Кого подняли?
— Лес подняли. На уши, — позевывая, ответил мне односельчанин. — Пустая колгота и больше ничего. Хорошо, у нас с собой было…
Я порадовался за предусмотрительных земляков, допил остатки чая и отправился восвояси. Одного бензина нажег сколько, и все зря. Обещано, что зачтется при уплате членских взносов. Малая польза.
По возвращении я ходил неприкаянным. Ложиться спать, когда день едва начался? И не усну, и даже не хочется. Я поковырялся во внутренностях «Чуни», ничего явно дурного не нашел. Поговорил с Прохоровым К. А., дядя Костя больше слушал мой сумбурный рассказ, изредка вставляя «Эге» и «Ну-ну», но под конец расщедрился и назвал облаву «бредом услужливой чинуши». Чинуша у дяди Кости почему-то женского рода. Но род войск он вычислил моментально:
— Специальная антитеррористическая рота, САР. Парни в ней разные, есть и дельные, но в лесу, да ночью…
— Зачем же они это сделали?
— Приказ. Погоны, они обязывают. Вызовут, бывало, начальников отделений и дают установку: у супруги первого лица срезали сумочку, потому срочно отыскать, задержать и проучить вора.
— И вы…
— Искали, находили и учили.
— Находили?
— А как же. Расспрашивали, что за сумочка, какова с виду, что внутри было ценного. Потом сбрасывались по десятке или по сколько там выходило и находили. Иначе нельзя. А у жены сумочки крали регулярно, и все с золотишком, да французскими духами. Скажи, вот зачем дамский гарнитур пятьдесят второго размера второго роста бежевого цвета, немецкий, носить в дамской сумочке? И как ее, сумочку эту, могли срезать, если мадам пешком только от «волги» до охраняемого подъезда ходила, и то в сопровождении шофера? Народ у нас даровитый, талантливый, просто слов нету, — и, решив, что
