– После клинической смерти?
– После всякой. Однажды на острове Врангеля нашли эскимоса из Ушаковском колонии, вмерзшего в лед в тридцатые годы. А оживили в пятьдесят первом.
– Слышу в первый раз.
– Ну, еще бы. Не хвастались, держали в тайне. Да и то – покушение на мировоззрение получалось. Чертовщина, мракобесие, а тогда с этим строго…
– В чем же – мракобесие? Наоборот, достижение отечественной науки!
– Ты, Корней Петрович, того эскимоса не видел. Когда он выбрался из лазарета, потребовался огнемет, чтобы его остановить. Пули только злили воскрешенного – по глупости у нас и были-то только ТТ.
– А зачем вообще стреляли, останавливали?
– Пришлось. Эскимос трех экспериментаторов сожрал, да санитара в придачу.
– Так и сожрал?
– Нет, не целиком, конечно. Понадкусал. Но крепко понадкусал, кто видел – ввек не забудет.
– Ты нарочно на ночь глядя страшные истории рассказываешь?
– Я нарочно на ночь глядя делюсь сокровенным. А ты, как тот маленький мальчик – акулов не бывает!
Книжку своего тезки Чуковского я читал, и потому намек понял.
– То есть ты, Вилли Соломонович, утверждаешь, что некий жрец или там профессор Брюхоненко оживил давешний труп, и он взял да и сбежал из морга?
– Я утверждаю совершенно другое, мой молодой и недоверчивый друг: если ты не можешь объяснить какое-то явление, это не значит, что явление не может существовать без твоего объяснения. Современная наука кое-что знает о жизни, но безобразно мало интересуется смертью.
Или – делает вид, что мало.
– Зачем?
– Зачем скрывали Манхэттенский проект? Секретили станцию «Северный Полюс – 2»? Утаили инопланетную капсулу, найденную при строительстве московского метрополитена? И, главное – зачем запретили производство искусственной «голубой крови»? Сколько людей она бы спасла! Средний человек отнюдь не желает жить в страхе. Знаток человеческой души не зря заметил, что во многом знании много печали. Счастлив ли ты будешь, если вдруг узнаешь: через пять лет вспышка на Солнце уничтожит жизнь восточного полушария, а западного, между прочим, смерть не коснется совершенно, ибо там будет ночь?
– Есть такие данные? – испугался я.
– Нет, я так… Для примера…
– И примеры же у тебя…
– Доходчивые.
– Оставим вспышки. Оставим Брюхоненко и этого, как бишь… фон Титца с его гробницами. Вчерашний случай к фараонам и эскимосам не имеет никакого отношения. Никто никого не оживлял. Совсем напротив.
– Но труп-то исчез.
– Давеча наш терапевт в Черноземск ездил, к дочке. Гуся зарезал, хорошего, жирного. Приехал, подошел к трамвайной остановке, поставил сумку на землю, отвернулся на минуточку, а густь-то и улетел. Безо всяких фон-дер-Пшиков, или как там твоего немца звали…
– Вижу и слышу, что юмор не покинул тебя. Но в данной ситуации осторожность важнее.
– С осторожностью у меня еще лучше, чем с юмором, – уверил я полковника.
– Надеюсь, надеюсь. Во всяком случае, кто предупрежден, тот вооружен, – он ушел в дальнюю комнату и вернулся с баллончиком граммов на пятьдесят. Простенький баллончик, серебристый, без маркировки
– Вот, у меня лишний. Пользуйся.
– Что это?
– Спецсредство. Ты его на собак или мелких хулиганов не расходуй.
– А на кого расходовать?
– Увидишь, на кого. Вот тогда не раздумывай. А то давай, поживи у меня. Места много, не стеснишь.
– Спасибо, конечно, от души. Пока повременю. Да и Маркиза предпочтет видеть меня дома, а не скрывающимся невесть от кого.
– Да, Маркиза… Кошка – это хорошо. Кошки, как утверждал фон Титц, обладают способностью распознавать мнимовоскресших. Как тебе термин: мнимовоскресшие, звучит? Если твоя кошка проявляет неуместную активность, скажем, прячется под кровать, или, напротив, не подпускает тебя к двери, будь начеку. Бери этот самый баллон и смотри в оба. У тебя ведь второй этаж?
– Второй, – ответил я.
– Все ж лучше, чем первый. Хотя какие сейчас этажи…
– А разве вампиры не летают?
Полковник задумался на секунду, потом решительно ответил:
– Предрассудки. У них и крыльев-то нет. Другое дело, что мнимовоскресший может напрячься и прыгнуть довольно-таки высоко…
– Насколько высоко?
– Метра на три, четыре.
– Стало быть…
– Стало быть, твой второй этаж тебя не спасет. Право, погости. У меня и решетки на окнах стальные, и собаки в обиду не дадут, да и я сам кое-чего стою…
– Не сомневаюсь. Прижмет – приду. С Маркизой.
– А хоть с принцессой, места хватит, – но видно было, что в мой приход он не особенно верит. Не прижмет – то вроде и незачем. А прижмет – не успею.
– Солнце сядет через… – он посмотрел на часы,– через сорок три минуты. Если ты решил возвращаться домой, то – самое время. Дети Луны скоро проснутся.
Я намек понял и откланялся.
Назад я шел озадаченный. Вилли Соломонович человек, скажем так, неоднозначный. Но склонности к мистификациям я прежде за ним не замечал. Опять же насчет кошки – как он угадал, что Маркиза ночью не пустила меня к двери?
Ответ прост донельзя. Он и приходил ночью ко мне. Он и письмо мне написал. Он, если на то пошло, мог и труп похитить. Зачем? Можно выдвинуть кучу совершенно нелепых, диких, бредовых версий, от желания попрактиковаться в анатомии до приготовления из мертвого тела собачьего корма. Каждая версия будет все-таки тысячекратно более приемлема, нежели предположение о беспокойном упыре.
Глава 7
Так думал я по пути домой. Посмеивался, а все-таки торопился. Хотел попасть под крышу до захода солнца.
Но по пути меня перехватили. Должен сказать, что уходя из дому, я обыкновенно в двери оставляю листок с предполагаемым маршрутом. Иначе районному хирургу нельзя. Всякое может случиться. Видно, и случилось – больничный газик пылил мне навстречу. Все-таки великое дело – лето, посветило солнышко, и высохла грязь.
Много ее кругом, отсюда и названия – Топлое, ныне, правда, Тёплое, переделали для благозвучия. Красное – зачастую измененное Грязное. Откровенно и без прикрас: Грязи Черноземные. Есть у народа